"О нас,математиках, говорят как о сухарях!"

[Сторителлер]

Не жаль, но слегка печально,

Что жизни этап начальный

Сопровождается плачем.

Что блеск колец обручальных -

Прелюдия к долгим ссорам.

Что больше не ценят горы,

И море, и дождь тем паче.

И модно не то, что сложно.

Что муза, старая лошадь,

Бегущая ночью по снегу,

Всю жизнь посвятила бегу.

Да так и сдохнет от бега.

Что не посвятят "поэты"

(В кавычках, а как иначе?)

Той музе свои сонеты.

"Морозы срифмуют с "розы",

И свяжут смыслом нескладным.

Ведь думать сейчас накладно,

А верим мы лишь угрозам.

А хуже всего, что этот

Десяток неровных строчек -

Лишь повод для грусти; впрочем

Беру я обет молчанья.

Не жаль, но слегка печально...

[Гость qwert]

Д. Быков

* * *

"Кто обидит меня - тому ни часа,

Ни минуты уже не знать покоя:

Бог отметил меня и обещался

Воздавать за меня любому втрое.

Сто громов на обидчика обрушит,

Все надежды и радости отнимет,

Скорбью высушит, ужасом задушит,

Ввергнет в ад и раскаянья не примет.

Так что лучше тебе меня не трогать,

Право, лучше тебе меня не трогать".

Так он стонет, простертый на дороге,

Изувеченный, жалкий малорослый,

Так кричит о своем разящем Боге,

Сам покрытый кровавою коростой,

Как змея, перерубленная плугом,

Извивается, бесится, ярится, -

И спешат проходящие с испугом,

Не дыша, отворачивая лица.

Так что лучше тебе его не трогать,

Право, лучше тебе его не трогать.

Так-то въяве и выглядит это -

Язвы, струпья, лохмотья и каменья,

Знак избранья, особая примета,

Страшный след Твоего прикосновенья.

Знать, зачем-то потребна эта ветошь,

Ни на что не годящаяся с виду.

Так и выглядят все, кого отметишь -

Чтоб уже никому не дать в обиду.

Так что лучше Тебе меня не трогать,

Право, лучше Тебе меня не трогать.

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Гость qwert]

Не жаль, но слегка печально,

Что жизни этап начальный

Сопровождается плачем.

Что блеск колец обручальных -

Прелюдия к долгим ссорам.

Что больше не ценят горы,

И море, и дождь тем паче.

И модно не то, что сложно.

Что муза, старая лошадь,

Бегущая ночью по снегу,

Всю жизнь посвятила бегу.

Да так и сдохнет от бега.

Что не посвятят "поэты"

(В кавычках, а как иначе?)

Той музе свои сонеты.

"Морозы срифмуют с "розы",

И свяжут смыслом нескладным.

Ведь думать сейчас накладно,

А верим мы лишь угрозам.

А хуже всего, что этот

Десяток неровных строчек -

Лишь повод для грусти; впрочем

Беру я обет молчанья.

Не жаль, но слегка печально...

А это кто?

[Гость qwert]

Д. Быков

..Меж тем июнь, и запах лип и гари

Доносится с бульвара на балкон

К стремительно сближающейся паре;

Небесный свод расплавился белком

Вокруг желтка палящего светила;

Застольный гул; хватило первых фраз,

А дальше всей квартиры не хватило.

Ушли курить и курят третий час.

Предчувствие любви об эту пору

Томит еще мучительней, пока

По взору, разговору, спору, вздору

В соседе прозреваешь двойника.

Так дачный дом полгода заколочен,

Но ставни рвут - и Господи прости,

Какая боль скрипучая! А впрочем,

Все больно на пороге тридцати,

Когда и запах лип, и черный битум,

И летнего бульвара звукоряд

Окутаны туманцем ядовитым:

Москва, жара, торфяники горят.

Меж тем и ночь. Пускай нам хватит такта

(А остальным собравшимся - вина)

Не замечать того простого факта,

Что он женат и замужем она:

Пусть даже нет. Спроси себя, легко ли

Сдирать с души такую кожуру,

Попав из пустоты в такое поле

Чужого притяжения? Жару

Сменяет холодок, и наша пара,

Обнявшись и мечтательно куря,

Глядит туда, где на углу бульвара

Листва сияет в свете фонаря.

Дадим им шанс? Дадим. Пускай на муку -

Надежда до сих пор у нас в крови.

Оставь меня, пусти, пусти мне руку,

Пусти мне душу, душу не трави, -

Я знаю все. И этаким всезнайкой,

Цедя чаек, слежу из-за стола,

Как наш герой прощается с хозяйкой

(Жалеющей уже, что позвала) -

И после затянувшейся беседы

Выходит в ночь, в московские сады,

С неясным ощущением победы

И ясным ощущением беды.

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Madam Tani]

Маша, мне тоже понравилось. Правда пробежала слегка взглядом, а обычно предпочитаю вчитываться во всех деталях и подробностях. Сначала подумала, что ты свое крио размещаешь. Этого бы уважаемый В.К. точно бы не выдержал. А так, думаю, он против не будет.

Изменено 20 Октября 2006 пользователем madamTani

[Гость qwert]

Маша, мне тоже понравилось. Првда пробежала слегка взглядом, а обычно предпочитаю вчитываться во всех деталях и подробностях. Сначала подумала, что ты свое крио размещаешь. Этого бы уважаемый В.К. точно бы не выдержал. А так, думаю, он против не будет.

Я? Бог с тобой! У меня все стихи - матерные. :cheer:

[В.К.]

Владимир Маяковский

Хорошее отношение к лошадям

Били копыта.

Пели будто:

— Гриб.

Грабь.

Гроб.

Груб.—

Ветром опита,

льдом обута,

улица скользила.

Лошадь на круп

грохнулась,

и сразу

за зевакой зевака,

штаны пришедшие Кузнецким клёшить,

сгрудились,

смех зазвенел и зазвякал:

— Лошадь упала!

— Упала лошадь! —

Смеялся Кузнецкий.

Лишь один я

голос свой не вмешивал в вой ему.

Подошел

и вижу

глаза лошадиные...

Улица опрокинулась,

течет по-своему...

Подошел и вижу —

за каплищей каплища

по морде катится,

прячется в шерсти...

И какая-то общая

звериная тоска

плеща вылилась из меня

и расплылась в шелесте.

«Лошадь, не надо.

Лошадь, слушайте —

чего вы думаете, что вы их плоше?

Деточка,

все мы немножко лошади,

каждый из нас по-своему лошадь».

Может быть,

— старая —

и не нуждалась в няньке,

может быть, и мысль ей моя казалась пошла,

только

лошадь

рванулась,

встала на ноги,

ржанула

и пошла.

Хвостом помахивала.

Рыжий ребенок.

Пришла веселая,

стала в стойло.

И все ей казалось —

она жеребенок,

и стоило жить,

и работать стоило.

1918

Изменено 23 Октября 2006 пользователем Владимир К

[Туманов Василий]

От имени и по поручению мадам Тани размещаю ее нижеизложенное сообщение (у нее проблемы или с доступом или с инетом)

"Володя, «Время не ждет» Д. Лондона найти в нете не могу, открывает только отзывы о повести. Недавно подняла свои записи юридического студенчества (тогда я еще делала записи о всем прочитанном, прослушанном и просмотренном) и захотелось сказать пару слов о произведении Анатолия Приставкина «Ночевала тучка золотая». Сейчас ему уже 75 лет и он все еще ого-го - советник Президента Российской Федерации по правовым вопросам. В далеком 1999 году он, кажется, занимал должность Представителя Президента по правам человека. Мне принес эту повесть старший товарищ-однокурсник, в ту пору отслуживший уже армию. Он же носил фильмы Джармуша, диски «Колибри», «R.E.M.», «Хвост и Аукцыон» и водил на первый в моей жизни хоккейный матч АК Барс - Авангард (до сих пор в шоке от волны, которую все эти взрослые мужики изображали так, что и пиво мое разлилось и мороженое на колени упало). Так вот, как говаривали Аркадий и Борис Стругацкие «поневоле начнешь эволюционировать!» Да, теперь товарищ женился, дочь воспитывает и слушает лишь Моцарта…

Для не посвященных поясню. У Приставкина очень реалистичные «натуральные» картины жизни детей из детского дома (откуда, кстати, вышел сам автор), полные невежества, нищеты, бескультурья. Он использует такие нелитературные слова как «обгадим», «обдристаться», «загадили стульчак», «наложили» (С. 42), «фуфло» и пр. Вообще все более чем натурально, если кого-то коробит, лучше не читайте. Но соблазняют описания гор, природы Кавказа. Мне лично навевали они ностальгию по Алма-Ате. Приведу некоторые выписанные мною в свое время выдержки: «Боже мой, как жизнь коротка и как тяжко думать и загадывать наперед, особенно когда уже все, все знаем…»; «Нужно уметь равномерно распределять внимание и любовь».

Анатолий Приставкин. Ночевала тучка золотая

---------------------------------------------------------------

А.И.Приставкин. Ночевала тучка золотая

OCR Кудрявцев Г.Г.

---------------------------------------------------------------

Посвящаю эту повесть всем ее друзьям, кто принял как свое личное это беспризорное дитя литературы и не дал ее автору впасть в отчаяние.

Это слово возникло само по себе, как рождается в поле ветер. Возникло, прошелестело, пронеслось по ближним и дальним закоулкам детдома: "Кавказ!

Кавказ!" Что за Кавказ? Откуда он взялся? Право, никто не мог бы толком объяснить.

Да и что за странная фантазия в грязненьком Подмосковье говорить о каком-то Кавказе, о котором лишь по школьным чтениям вслух (учебников-то не было!) известно детдомовской шантрапе, что он существует, верней, существовал в какие-то отдаленные непонятные времена, когда палил во врагов чернобородый, взбалмошный горец Хаджи Мурат, когда предводитель мюридов имам Шамиль оборонялся в осажденной крепости, а русские солдаты Жилин и Костылин томились в глубокой яме.

Был еще Печорин, из лишних людей, тоже ездил по Кавказу.

Да вот еще папиросы! Один из Кузьменышей их углядел у раненого подполковника из санитарного поезда, застрявшего на станции в Томилине.

На фоне изломанных белоснежных гор скачет, скачет в черной бурке всадник на диком коне. Да нет, не скачет, а летит по воздуху. А под ним неровным, угловатым шрифтом название: "КАЗБЕК".

Усатый подполковник с перевязанной головой, молодой красавец, поглядывал на прехорошенькую медсестричку, выскочившую посмотреть станцию, и постукивал многозначительно ногтем по картонной крышечке папирос, не заметив, что рядом, открыв от изумления рот и затаив дыхание, воззрился на

драгоценную коробочку маленький оборвыш Колька.

Искал корочку хлебную, от раненых, чтобы подобрать, а увидел: "КАЗБЕК"!

Ну, а при чем тут Кавказ? Слух о нем?

Вовсе ни при чем.

И непонятно, как родилось это остроконечное, сверкнувшее блестящей ледяной гранью словцо там, где ему невозможно родиться: среди детдомовских будней, холодных, без дровинки, вечно голодных. Вся напряженная жизнь ребят складывалась вокруг мерзлой картофелинки, картофельных очистков и, как верха

желания и мечты, - корочки хлеба, чтобы просуществовать, чтобы выжить один только лишний военный день.

Самой заветной, да и несбыточной мечтой любого из них было хоть раз проникнуть в святая святых детдома: в ХЛЕБОРЕЗКУ, - вот так и выделим шрифтом, ибо это стояло перед глазами детей выше и недосягаемей, чем какой-то там КАЗБЕК!

А назначали туда, как господь бог назначал бы, скажем, в рай! Самых избранных, самых удачливых, а можно определить и так: счастливейших на земле!

Продолжение см.:

http://lib.ru/PROZA/PRISTAWKIN/tuchka.txt_.txt"

[Гость Рахметова]

Спасибо за Приставкина.

[Туманов Василий]

Спасибо за Приставкина.

передам, я теперь как временный поверенный :ahez:

[В.К.]

Владимир Маяковский

ОТНОШЕНИЕ К БАРЫШНЕ

Этот вечер решал —

не в любовники выйти ль нам?—

темно,

никто не увидит нас...

Я наклонился действительно,

и действительно

я,

наклонясь,

сказал ей,

как добрый родитель:

«Страсти крут обрыв —

будьте добры,

отойдите.

Отойдите,

будьте добры».

1920

Изменено 8 Ноября 2006 пользователем Владимир К

[Madam Tani]

Владимир Маяковский

ОТНОШЕНИЕ К БАРЫШНЕ

Этот вечер решал —

не в любовники выйти ль нам?—

темно,

никто не увидит нас...

Я наклонился действительно,

и действительно

я,

наклонясь,

сказал ей,

как добрый родитель:

«Страсти крут обрыв —

будьте добры,

отойдите.

Отойдите,

будьте добры».

1920

Очень понравилось. И очень актуально, между прочим.

[В.К.]

Очень понравилось. И очень актуально, между прочим.

Просто читайте, Таня.

Каждый находит свой смысл у Великих...И в каждый период жизни все воспринимается по разному.

[В.К.]

Я уже как-то писал о том (в кратком комментарии к размещенному в этой теме роману А.Мирера "Мост Верразано"), что наш мир на сегодняшний день целиком и полностью зависит от Ее Величества Нефти, и последствия утраты ею своих главенствующих позиций непредсказуемы для мировой экономики и основных устоев жизни современного общества...

Применительно к нашей стране, бюджет которой уже переполнен "нефтяными" деньгами и экономика больна нефтяной зависимостью, - последствия, если нефть иссякнет, либо станет по каким-то причинам не нужна или не так важна в современном мире (к примеру, в результате каких-нибудь отрытий в альтернативной энергетике), - будут просто ужасающими...Пример тому, - несообразные, ни с чем не согласующиеся цены на недвижимость в Казахстане....

Вот краткий отрывочек из эпохальной книги Дэниела Ергина "Добыча: всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть".

Описываемые события происходили во время нефтяного бума в США в XIX-м веке, когда главной энергией, которую давала нефть, был свет, а главным товаром, - не бензин (который тогда никому не был нужен), а керосин, который удлинил рабочий день, позволив капиталу экплуатировать наемный труд не только световой день, а гораздо больший временной промежуток....И благодаря этому и произошел резкий подъем промышленного производства второй половины девятнадцатого века.

"...задолго до предпринимательского озарения Джорджа Биссела и доклада Бенджамина Силлимана в Восточной Европе уже существовала скромная нефтяная индустрия, изначально зародившаяся в Галиции (попеременно являвшейся частью то Польши, то Австрии, то России), а затем распространившаяся до Румынии. Здесь местные крестьяне вручную выкапывали в земле колодцы, где скапливалась сырая нефть, из которой впоследствии получали керосин. Вскоре некий львовский фармацевт с помощью местного же водопроводчика изобрел лампу, пригодную для сжигания керосина. К 1854 году керосин стал одним из основных товаров в Вене, а в 1859 году в Галиции уже действовала полноценная нефтяная промышленность, охватывавшая более 150 деревень и поселков, живших за счет нефтедобычи. Общий объем добывавшейся в 1859 году в Европе — преимущественно в Галиции и Румынии — сырой нефти оценивается в 36 тысяч баррелей. Основным же недостатком восточноевропейской нефтедобывающей индустрии было отсутствие технологии и оборудования для бурения скважин.

Распространение керосина в США в пятидесятые годы натолкнулось на два существенных препятствия: во первых, объемы добычи и переработки были явно недостаточны, во вторых, отсутствовала конструкция дешевой лампы, приспособленной для сжигания керосина. Использовавшиеся в быту лампы чадили едким дымом. И вот однажды до неизвестного нам нью йоркского торговца керосином дошел слух о том, что в Вене производятся лампы со стеклянной колбой, специально предназначенные для сжигания галицийского керосина. Разработанная фармацевтом и водопроводчиком из Львова конструкция керосиновой лампы успешно решала проблему дыма и неприятного запаха. И тогда наш торговец начал импортировать эти лампы в США, где они быстро нашли своего покупателя. Несмотря на внесенные позже в конструкцию «венской» лампы многочисленные усовершенствования, именно этой лампой долгое время торговали в США, а впоследствии она была реэкспортирована по всему миру.

Итак, к моменту, когда Биссел приступил к реализации своего предприятия, на рынке уже появились и недорогое светильное масло — керосин, производившийся путем переработки сырой нефти, и недорогая лампа для его сжигания....

....Фермеры, чьи хозяйства располагались вдоль по течению Ойл Крик, мгновенно донесли до Тайтусвилла новость: «Этот янки нашел нефть». Новость распространилась со скоростью лесного пожара и вызвала безумный ажиотаж среди желающих немедленно приобрести участки в районе ручья и начать добычу нефти бурением скважин. Чуть ли не за одну ночь крошечное население Тайтусвиля увеличилось в несколько раз, а стоимость земельных участков стремительно подскочила....

....Потребовалось совсем немного времени, прежде чем пенсильванское «горное масло» пробило себе дорогу на рынок уже в виде керосина. «Как осветительное масло нефть нельзя сравнить ни с чем: это свет новой эры, — писал менее года спустя после находки Дрейка автор первой изданной в Америке книги о нефти. — Тем, кто еще не видел его, скажу, что это — не лунный свет во мраке ночи, а нечто сродни сильному, слепящему, прозрачному дневному свету, далеко отбрасывающему границы тьмы... Горное масло дарит божественный свет — самый яркий и самый дешевый в мире; свет, достойный королей и роялистов который теперь доступен всем».

Джордж Биссел, затеявший это предприятие, был одним из тех, кто не терял времени и добрался до Тайтусвиля. Он потратил сотни тысяч долларов, неистово скупая и беря в аренду фермы поблизости от Ойл Крик. «Мы испытываем здесь ни с чем не сравнимое чувство волнения, — писал он своей жене. — Все население близко к помешательству... Я никогда не видел такого волнения. Весь запад страны скучился здесь и за те участки, где есть перспективы найти нефть, предлагают фантастические цены». Бисселу потребовалось шесть лет, чтобы найти нефть, а все перипетии его путешествия давали основание писать: «У меня все хорошо, но я очень обносился. У нас было очень трудное время. Наши перспективы — самые радужные, это точно... Мы должны заработать огромное состояние»....

....А то, что последовало сразу за открытием, напоминало золотую лихорадку. Равнинные места в узкой долине Ойл Крик спешно арендовались, и к ноябрю 1860 года, спустя пятнадцать месяцев после открытия Дрейка, добыча велась из семидесяти пяти скважин, не считая огромного количества сухих, избороздивших землю. Тайтусвиль « сейчас представляет собой место встречи жаждущих наживы чужаков», — отмечал один из писателей уже в 1860 году. «Они играют ценами на участки и акции, покупают и продают участки, докладывают о глубине, нефтепроявлении и производительности скважин и так далее, и так далее. Те, ктоуезжают сегодня, говорят о скважине, которая давала 50 баррелей нефти в день Завтра история добавит к этому еще... Никогда еще рой пчел не был таким беспокойным и не жужжал так громко».

Маленький городок Корнплантер, названный в честь вождя племени сенека, находящийся вблизи устья Ойл Крик, там, где он впадает в реку Аллеганы, был переименован в Ойл Сити, и стал, как и Тайтусвиль, основным центром территории, которая получила название Нефтяной район. Установки для переработки сырой нефти в керосин были дешевыми в изготовлении, и к 1860 году как минимум пятнадцать таких установок работали в Нефтяном районе, и еще пять — в Питтсбурге. Предприниматель, занимавшийся переработкой угля в жидкое топливо, посетил нефтяные месторождения в 1860 году с тем, чтобы понять уровень конкуренции. «Если этот бизнес добьется успеха, — говорил он, — то мой просто рухнет». И он оказался прав, к концу 1860 года предприятия подобного рода либо выходили из бизнеса, либо срочно переоборудовались для переработки сырой нефти.

Однако объем добычи на этих скважинах был весьма скромным, и нефть нужно было выкачивать насосами. Ситуация изменилась в 1861 году, когда бурильщики столкнулись с первой фонтанирующей скважиной, которая выбрасывала нефть наверх с потрясающей скоростью — 3 тысячи баррелей в день. Когда произошел выброс нефти из этой скважины, каким то образом воспламенились сопутствующие газы, что вызвало сильный взрыв, а стена огня, которая поглотила девятнадцать человек, бушевала на протяжении трех дней. Несмотря на то, что эта новость потерялась на фоне грозных новостей предыдущей недели о том, что Юг открыл огонь по Форту Самтер, начав Гражданскую войну, тот взрыв возвестил миру о наличии обильных запасов для новой отрасли.

Добыча в Западной Пенсильвании быстро росла: от почти 450 тысяч баррелей в 1860 году до 3 миллионов баррелей в 1862. Рынок не успевал поглощать растущее количество нефти. Цены, которые составляли 10 долларов за баррель в январе 1861 года опустились до 50 центов к июню и до 10 центов к концу 1861 года. Множество нефтедобытчиков было разорено. Но такие низкие цены привели пенсильванскую нефть к быстрой и уверенной победе на рынке, завоевывая потребителей и вытесняя с рынка угольную нефть и другие осветительные вещества. Вскоре потребность поднялась до уровня предложения, и к концу 1862 года цены поднялись до 4 долларов за баррель и затем к сентябрю 1863 года до 7, 25 доллара за баррель. Несмотря на резкие колебания цен, истории о молниеносном обогащении продолжали притягивать толпы к Нефтяному району. Менее чем за два года одна из замечательных скважин дала 15 тысяч долларов прибыли на каждый вложенный доллар....

....Вряд ли что сможет более убедительно продемонстрировать спекулятивную лихорадку, чем странная история городка Питхоул, находящегося у Питхоул Крик, на расстоянии пятнадцати миль от Тайтусвиля. Первая скважина была пробурена в густом лесу в январе 1865 года; к июню там было четыре фонтанирующих скважины, которые давали две тысячи баррелей в день — третью часть общей добычи в Нефтяном районе— и люди устремились по дорогам, уже забитым телегами с бочками. «Вся местность, — говорил один из свидетелей, — смердела как полк солдат, больных поносом». Спекуляции землей, казалось, не знали пределов. Одна из ферм, практически ничего не стоившая всего несколько месяцев назад, была продана за 1, 3 миллиона долларов в июле 1865 года, а затем, в сентябре того же года, перепродана за 2 миллиона долларов. В сентябре добыча в районе Питхоул Крик достигла 6 тысяч баррелей в день — две трети от общей добычи Нефтяного района. И в этом же месяце то, что раньше было безвестной точкой в глуши, стало городом с населением в пятнадцать тысяч человек. «Нью Йорк Геральд» сообщала, что основными видами бизнеса в Питхоул было «спиртное и аренда», а «Нейшн» добавляла: «С уверенностью можно утверждать, что здесь гораздо больше отвратительного пьянства, чем в любом другом городе подобного масштаба». Тем не менее Питхоул уже встал на путь респектабельности, там имелось два банка, два телеграфа, газета, система водоснабжения, пожарная команда, несколько пансионов, офисов и более пятидесяти гостиниц, из которых как минимум три дотягивали по элегантности до столичного уровня, а почта обрабатывала до пяти тысяч писем в день.

Но затем, пару месяцев спустя, добыча нефти прекратилась также быстро, как и началась. Для жителей Питхоула это была напасть сродни библейской чуме, и к январю 1866 года, всего год спустя после открытия нефти, тысячи людей покинули город в поисках новых надежд и возможностей. Город, который однажды возник в глуши, опустел. Участок земли в Питхоул, проданный за 2 миллиона долларов в 1865 году, был продан с аукциона за 4, 36 доллара в 1878...."

Изменено 11 Ноября 2006 пользователем Владимир К

[ВАЛЕНТУЛЯ]

Отрывок из романа А. Солженицына "В круге первом".

«- Просим Лёва, просим!

Рубин вовсе не хотел потешать людей, в большинстве ненавидевших или попиравших все ему дорогое; и он знал, что новая хохма неизбежно значила с понедельника новые неприятности, трепку нервов, допросы у «Шишкина-Мышкина». Но, будучи тем самым героем поговорки, кто для красного словца не пожалеет родного отца, Рубин притворно нахмурился, деловито оглянулся и сказал в наступающей тишине:

-Товарищи, меня поражает ваша несерьезность. О какой хохме может идти речь, когда среди нас разгуливают наглые, но все еще не выявленные преступники. Никакое общество не может процветать без справедливости судебной системы. Я считаю необходимо начать наш сегодняшний вечер с небольшого судебного процесса. В виде зарядки.

-Правильно!

-А над кем

-Над кем бы то ни было! Все равно правильно! - раздавались голоса

-Над кем суд – это вы узнаете в ходе судебного разбирательства – объявил Рубин (он сам еще не придумал).-Я, пожалуй, буду прокурором, поскольку должность прокурорская всегда вызывала во мне особенные эмоции. – (Все на шарашке знали, что у Рубина были личные ненавистники прокуроры, и он уже пять лет единоборствовал со Всесоюзной и главной Прокуратурами) – Глеб! Ты будешь председатель суда. Сформируй себе тройку нелицеприятную, объективную, ну, словом, послушную твоей воле.

За то время, что Нержин сколачивал суд, Рубин уже все придумал. Его темно-карие глаза светились блеском находки.

Рубин заговорил с такой легкостью и складом, как будто глаза его на самом деле скользили по бумаге (его самого судили и пересуживали четыре раза, и судебные формулы запечатлелись в его памяти):

- Обвинительное заключение по следственному делу номер пять миллионов дробь три миллиона шестьсот шестьдесят одна тысяча девятьсот семьдесят четыре по обвинению Ольговича Игоря Святославовича.

Органами государственной безопасности привлечён в качестве обвиняемого по настоящему делу Ольгович И.С. Расследованием установлено, что Ольгович, являлся полководцем доблестной русской армии, в звании князя, в должности командира дружины, оказался подлым изменником Родины. Изменническая деятельность его проявилась в том, что он сам добровольно сдался в плен врагу нашего народа, ныне изобличенному хану Кончаку, - и кроме того сдал в плен сына своего Владимира Игоревича, а также брата и племянника, и всю дружину в полном составе со всем оружием и подотчетным материальным имуществом.

Изменническая деятельность его проявилась также в том, что он, самого начала поддавшись на удочку провокационного солнечного затмения, подстроенного реакционным духовенством, не возглавил массовую политико – разъясниетльную работу в своей дружине, отправлявшейся «шеломами испить воды из Дона», - не говоря уже об антисанитарном состоянии реки Дон в те годы, до введения двойного хлорирования. Вместо всего этого обвиняемый ограничился, уже ввиду половцев, совершенно безответственным призывом к войску:

«Братья, сего есмы искали, а потягнем!» (следственное дело, том 1, лист 36)

Губительное для нашей Родины значение поражения объединенной новгород-северской-путивльской-рыльской дружины лучше всего охарактеризовано словами великого князя киевского Святослава:

«Дал ми Бог притомими поганыя, но не воздержавши уности» (следственное дело, том 1, лист 88)

Ошибкой наивного Святослава (вследствие его классовой слепоты) является, однако, то, что плохую организацию сего похода и дробление русских военных усилий он приписывает лишь «уности», то есть юности обвиняемого, не понимая, что речь здесь идет о далеко рассчитанной измене.

Самому преступнику удалось ускользнуть от следствия и суда, но свидетель Бородин Александр Порфирьевич, а также свидетель, пожелавший остаться неизвестным в дальнейшем именуемый как Автор Слова, неопровержимыми показаниями изобличают гнусную роль князя и Ольговича не только на момент проведения самой битвы, принятой в невыгодных для русского командования условиях метеорологических:

«Веют ветры, уж наносят стрелы, на полки их Игоревы сыплют…»

и тактических:

«От всех сторон враги подходят, обступают наших отовсюду…» (там же том 1 листы 123,124 показания Автора Слова)

но и еще более гнусное поведение его и его княжеского отпрыска в плену. Бытовые условия, в которых они оба содержались в так называемом плену, показывают, что они находились в величайшей милости у хана Кончака, что объективно являлось вознаграждением им от половецкого командования за предательскую сдачу дружины.

Так, например, показаниями свидетеля Бородина установлено, что в плену у князя Игоря была своя лошадь, и даже не одна:

«Хочешь возьми коня любого! («там же, том 1, лист 233)

Хан Кончак при этом говорил князю Игорю:

«Все пленником себя ты тут считаешь. А разве ты живешь как пленник, а не гость мой «следственное дело, том 1, лист 281)

и ниже

«Сознайся, разве пленники так живут» (там же, том 1, лист 300)

Половецкий хан вскрывает всю циничность своих отношений с князем- изменником:

«За отвагу твою, да за удаль твою Ты мне князь, полюбился» (следственное дело, том 2, лист 5)

Более тщательным следствием было вскрыто, что эти циничные отношения существовали и задолго до сражения на реке Каяле:

«Ты люб был мне всегда» (там же, том 2, лист 14, показания свидетеля Бородина)

На основании вышеизложенного обвиняется Ольговича Игорь Святославович, 1151 года рождения, уроженец города Киев, русский, беспартийный, ранее не судимый, по специальности полководец, служивший командиром дружины в звании князя, награжденный орденами Варяга 1 степени, Красного Солнышка и медалью Золотого Щита, в том, что

он совершил гнусную измену Родине, соединенную с диверсией, шпионажем и многолетним сотрудничеством с половецким ханом

то есть в преступления, предусмотренных статьями 58-16, 58-6, 58-9 и 58-11 УК РСФСР.

В предъявленных обвинениях Ольгович виновным себя не признал, изобличается показаниями свидетелей, поэмой и оперой.

Руководствуясь статьей 208 УПК РСФСР, настоящее дело направлено прокурору для предания обвиняемого суду.

Ввиду отсутствия обвиняемого и ненадобности допроса свидетелей, переходим к прениям сторон. Слово имеет опять же прокурор.

-Товарищи судьи - мрачно воскликнул Рубин. Мне мало что остается добавить к той цепи страшных обвинений, к тому грязном клубку преступлений, который распутался перед вашими глазами. Во-первых, мне хотелось бы решительно отвезти распространенное гнилое мнение, что раненый имеет моральное право сдаться в плен. Это в корне, не наш взгляд товарищи!. А тем более князь Игорь. Вот, говорят, что был ранен на поле боя. Но кто нам может это доказать через семьсот шестьдесят пять лет. Сохранилась ли справка о его ранении, подписанная дивизионным военврачом? Далее, мне хотелось бы особо отметить отвратительное поведение обвиняемого в половецком стане. Князь Игорь думает вовсе не о Родине, а о жене:

«Ты одна, голуба лада, ты одна…» (Следственное дело, том 2, лист 325)

Аналитически это совершенно понятно нам, ибо Ярославна у него жена молоденькая, вторая, на такую бабу нельзя особенно полагаться, но ведь фактически князь Игорь предстает перед нами как шкурник! А для кого плясались половецкие пляски – спрашиваю я вас. Опять же для него! А его гнусный отпрыск тут же вступает в половую связь с Кончаковной, хотя браки с иностранками нашим подданным категорически запрещены соответствующими компетентными органами! И это в момент наивысшего напряжения советско – половецких отношений, когда…

-Позвольте! – выступили со своей койки Каган – Откуда прокурору известно, что на Руси уже тогда была советская власть

- Комендант! Выведите этого подкупленного агента! – постучал Нержин. Но Булатов не успел шевельнуться, как Рубин принял нападение.

-Извольте, я отвечу! Диалектический анализ текстов убеждает нас в этом. Читайте у Автора Слова:

«Веют стяги красные в Путивле».

Кажется, ясно? Благородный князь Владимир Галицкий, начальник Путивльского райвоенкомата, собирает народное ополчение, Скулу и Ерошку, на защиту родного города, - а князь Игорь тем временем рассматривает голые ноги половчанок? Оговорюсь, что все мы весьма сочувствуем этому его занятию, но ведь Кончак же предлагает ему на выбор «любую из красавиц» - так почему же он, гад ее не берет? Кто из присутствующих поверит, чтобы человек мог сам отказаться от бабы, а? Вот тут – то и кроется предел цинизма, до конца разоблачающего обвиняемого, -это называемый побег из плена и его «добровольное» возвращение на Родину! Да кто же поверит, что человек, которому предлагали «коня любого и злата», - вдруг добровольно возвращается на Родину, а это все бросает, а? Как это может быть?

Именно этот, именно этот вопрос задавался на следствии вернувшимся пленникам. Тут может быть только одно и только одно одно толкование: князь Игорь был завербован половецкой разведкой и заброшен для разложения киевского государства! Товарищи судью! Во мне, как и в Вас, кипит благородное негодование. Я гуманно требую – повесить его, сукиного сына! А поскольку смертная казнь у нас отменена – вжарить ему двадцать пять лет и пять по рогам! Кроме того, в частном определении суда: оперу «Князь Игорь», как совершенно аморальную, как популяризующую среди нашей молодежи изменнические настроения, - со сцены снять! Свидетеля по данному процессу Бородина А.П. привлечь к уголовной ответственности, выбрав меру пресечения – арест. И еще привлечь к ответственности аристократов: 1)Римского, 2) Корсакова, которые если бы не дописывали злой злополучной оперы, она бы не увидела сцены. Я кончил! – Рубин грозно соскочил с тумбочки. Речь уже тяготила его.»

[В.К.]

Владимир Маяковский

ГЕЙНЕОБРАЗНОЕ

Молнию метнула глазами:

"Я видела -

с тобой другая.

Ты самый низкий,

ты подлый самый..." -

И пошла,

и пошла,

и пошла, ругая.

Я ученый малый, милая,

громыханья оставьте ваши,

Если молния меня не убила -

то гром мне,

ей-богу, не страшен.

***

[ВАЛЕНТУЛЯ]

Тихий дон.

«- Ну, казак, как дела?

- Как сажа бела

- Глаз, шо ж вин?

- Хожу на уколы

- Скольки зробилы?

- Восемнадцать

- Больно чи ни?

- Нет, сладко

- А ты попроси, шоб воны геть його выризалы?

- Не всем кривым быть.

- Це так?

Желчный, язвительный сосед Григория был недоволен всем: ругал власть, войну, участь свою, больничный стол, повара, докторов, - все, что попадало на острый его язык.

- За що мы с тобою хлопче воювалы?

- За что все, за тои мы.

- Тя ты толком скажи мэни за що?

- Отвяжись.

- Га! Дуркан ты! Це дило треба расжуваты. За буржив мы воювалы, чуешь? Що ж це таке - буржуй? Птыця така у коноплях живе.

- Реже гутарь. – перебивал его Григорий

- Я ж мий родненький, и то балакаю нэ густо. Ты кажешь – за царя воювали, а шо ж воню такое – царь? Царь пьянюга, царица – курва, паньским грошам от войны прибавка, а нам на шею…… удавка. Чуешь? Ось! Хвабрикант горилку пье, - солдат вошку бье, тяжко обоим….Хвабрыкант с барышом, а рабочий нагишом, так воно порядком и пластуется…Служи, козак, служи! Ще один хрэст зарабишь, гарный, дубовый…..»

[Гость Рахметова]

Не знаю, может это в раздел "Кино"? Но людям за это госпремию (литературную) дали... Валентин ЕЖОВ

Рустам ИБРАГИМБЕКОВ

БЕЛОЕ СОЛНЦЕ ПУСТЫНИ

так большой крюк дал. Теперь по гипотенузе пойду - она короче. До Астрахани дойду, а там до Нижнего - по воде... Ты уж пойми меня - не могу. - Сухов! - сказал Рахимов совсем жалобно. - Доведи хоть баб до Педжента, сделай милость. По рукам и ногам связали - пешком ходим. Захвати их с собой, а?.. Этот чертов гарем! Девять штук. Освободили. А теперь маемся. С ними нам Абдуллу никак не догнать. - Зря, - сказал Сухов. - Что зря? - не понял Рахимов. - Освободили зря. Там бы они живыми остались. А теперь он их наверняка убьет, раз они у тебя побывали. - Да ты что! Мы даже лиц-то их не видели, понимаешь? - Я понимаю, а Абдулла не поймет. Эх, ты, Рахимов, здесь родился, а Востока не понимаешь. Сперва надо было с ним управиться, а потом уж жен освобождать... Восток - дело тонкое. - Значит ты должен взять баб! - Многовато для меня, - улыбнулся Сухов. - Одну бы мог для услаждения жизни. Рахимов сразу посуровел. - Не надо с этим шутить. Это первые освобожденные женщины Востока. Сухов продолжал улыбаться. Вдруг он увидел Саида, который, прихрамывая, появился из-за бархана. - Ты как здесь оказался? - удивился Сухов. - Стреляли, - ответил Саид и уселся на песок. - Слушай, Сухов, - сказал Рахимов, воспользовавшись паузой, - я тебе человека дам, лошадь, пшена... а, Сухов? Доведи их до Педжента. Сейчас ведь, может, на триста верст никого из наших... - Это точно, - согласился Сухов. - Вот и хорошо, - почему-то обрадовался Рахимов, - вот и договорились... По коням! - заорал он, вскочив на ноги. Сухов продолжал лежать на песке, удивленно глядя на него. - Товарищи женщины! - Рахимов был уже в седле. - Не бойтесь! С вашим мужем-эксплуататором мы покончим, а пока вы поступаете в распоряжение товарища Сухова. Он вас будет кормить и защищать. Он хороший человек! - Стой! - закричал Сухов. - Стой! - Он вскочил на ноги. Но отряд уже скакал вслед за Рахимовым, оставив Сухову молодого красноармейца Петруху с лошадью и женщин. Сухов подскочил к Петрухе и схватил его винтовку. Но выстрела не получилось - осечка. - Тьфу! Чтоб тебе! - Сухов в сердцах стукнул прикладом о песок, и раздался выстрел. - Ну что же мне, всю жизнь по этой пустыне мотаться?! Саид молча наблюдал за Суховым. - Не ходи в Педжент, - сказал он, когда Сухов, бросив винтовку, повернулся к женщинам. - Абдулла придет туда. - Конечно придет. Разве бросит он своих баб, - буркнул Сухов. - Подъем! - закричал он женщинам. Те испуганно вскочили на ноги. - Отдай коня! - приказал Сухов Петрухе и показал на Саида. Петруха передал повод коня Саиду. - А как вы их различали? - Сухов смотрел на закутанных в чадры женщин. - Вот список, - подскочил к нему Петруха, вынув из кармана лист бумаги. Сухов взял список, некоторое время разглядывал его, потом приступил к перекличке. - Зарина, Джамиля, Гюзель... - читал он имена женщин, а те одна за другой выстраивались перед ним в шеренгу, как солдаты. - Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия, Гюльчатай... Гюльчатай в сторонке на песке играла с черепахой. - Гюльчатай! - Сухов повысил голос. Гюльчатай, бросив черепаху, подбежала к остальным женщинам. - Напра... - крикнул Сухов, когда она заняла свое место в шеренге, и... вспомнил вдруг свою супругу Екатерину Матвеевну. Она стояла, прислонившись к молодой березке, такая далекая, такая непохожая на этих закутанных в чадры женщин пустыни... - За мной, барышни, - скучно сказал Сухов, так и не закончив команды. Тяжело вздохнув, он зашагал по песку. Женщины гуськом заспешили следом; за ними шел Петруха. Саид верхом на коне замыкал "колонну". А Сухов мысленно писал бесконечное письмо своей Катерине Матвеевне: "Душа моя рвется к вам, ненаглядная Катерина Матвеевна, как журавль в небо. Однако случилась у нас небольшая заминка... Полагаю, суток на трое, не более, а именно: мне, как сознательному бойцу, поручили сопроводить группу товарищей с братского Востока. Отметить надобно - народ подобрался покладистый, можно сказать, душевный, с огоньком, так что ноги мои бегут по горячим пескам в обратную сторону, потому как долг революционный нас к тому обязывает..." Они подошли к Педженту в разгар солнечного дня. Пыльный, каменный, одноэтажный городишко, отделенный от пустыни полуразрушенной стеной, был заметен издали по причине дворцовой постройки с куполами и минаретами, возвышавшейся над пологими барханами пустыни. Сухов продолжал свое письмо: "Еще хочу сообщить вам - дислокация наша протекает гладко, в обстановке братской общности и согласия. Идем по пескам и ни о чем не вздыхаем, кроме как об вас, единственная и незабвенная Катерина Матвеевна. Так что вот зазря убиваться не советуем. Напрасное это занятие..." Миновав несколько кривых улочек города, Сухов и его спутники вышли к Педжентскому дворцу. Щедро украшенное резьбой по камню и изразцовым орнаментом главное здание дворца было окружено высокой стеной. Дверь, ведущая во внутренний двор, была заперта. Над ней висела вывеска: "Музей красного Востока". Сухов постучал в окованную железом дверь. Тотчас же, будто их ждали, из-за нее последовал ответ: - Умоляю, только не в музей! Здесь величайшие ценности! Голос был взволнованный, с чистым русским произношением. - Погоди, - сказал Сухов, - открой дверь... Ты откуда взялся? - спросил он, увидев на пороге пожилого русского человека с бородкой клинышком и тюбетейкой на голове. - Я хранитель музея. Моя фамилия Лебедев. - Понятно, а где население? - Спряталось. Прошу вас, уведите отсюда гарем, здесь величайшие ценности! - Вот что, товарищ Хранитель, - строго сказал Сухов, - эти девять освобожденных женщин Востока - тоже величайшая ценность. И давайте не спорить. Вопросы есть? Вопросов нет. За мной! Сухов отодвинул хранителя и шагнул во двор. За ним последовали Петруха и женщины. Лебедев остался у двери; он растерянно смотрел на бандита из шайки Абдуллы, который следил за ним из-за колонны, угрожающе выставив револьвер. Сухов вытащил из кармана гимнастерки список. - Джамиля, Зарина, Гюзель... - приступил он к перекличке. Все женщины оказались на месте, кроме Гюльчатай, которая разглядывала вывеску музея. - Гюльчатай! - повторил Сухов. Торопливо перебежав двор, та заняла свое место. Второй бандит в чалме выглянул с галереи второго этажа. В левой руке он держал большой ломоть дыни. - До свидания, барышни, - сказал Сухов и передал список Петрухе. - Может, еще денек побудете, товарищ Сухов? - взмолился тот. - Да не робей, Петруха, - бодро сказал Сухов. - Завтра придет Рахимов, заберет вас отсюда. Бандит в чалме с удовольствием ел дыню. Саид сидел, поджав под себя ноги, у стены, за дверью музея, и негромко напевал себе что-то под нос. - Ну, Саид, счастливо оставаться, - сказал ему Сухов, - а я только в море ополоснусь и в дорогу... Смотри, больше не закапывайся... Саид, продолжая напевать смотрел вслед Сухову, спускающемуся к берегу моря. Бандиты напали на Петруху, как только Сухов покинул дворец. Жестоко избив его, они вывели жен Абдуллы на улицу. Петруха остался лежать ничком на каменных плитах музейного двора. Лебедев подбежал к нему, плеснул в окровавленное лицо воды... Сухов вышел на окраину Педжента, к морю, туда, где кончалась железнодорожная ветка и стояло несколько нефтяных баков. Вдалеке на железнодорожном пути, едва заметном, а кое-где погребенном барханами, виднелась одинокая цистерна. Вдоль линии тянулись телеграфные столбы с оборванными проводами. На берегу, метрах в двадцати от моря, лежал, опрокинувшись на бок, довольно большой баркас. Сухов разделся, нырнул в воду и с удовольствием поплыл... С баркаса за ним наблюдали два человека: русский унтер и бородатый азиат в меховой папахе. Когда он отплыл достаточно далеко, унтер спрыгнул на песок... Искупавшись, Сухов вылез на берег и подошел к своим вещам. - Руки! - раздался резкий окрик, когда он наклонился, чтобы взять с песка кобуру, лежавшую сверху. Кобура была пустой. Сухов бросил ее и поднял руки. Унтер и бандит в папахе держали его под прицелами своих револьверов. - "Красноармейцу Сухову. Комбриг Мэ Нэ Ковун". Именной... - прочитал унтер дарственную надпись на револьвере Сухова и бросил его третьему бандиту, появившемуся на палубе баркаса... - У Абдуллы было десять жен, - сказал бандит в папахе Сухову, когда на берегу появились конвоируемые бандитами женщины. - Куда еще одну подевал? Погоди, вот придет Абдулла, он тебе вырвет язык. Ну, чего молчишь? - Язык берегу. - Тебя как?.. Сразу прикончить или желаешь помучиться? - спросил унтер. - Лучше, конечно, помучиться, - сказал рассудительно Сухов. Унтер ударил его кулаком по лицу. Бандит в папахе выстрелом из револьвера подал сигнал, и от коновязи, устроенной у одного из нефтяных баков, к баркасу подскакал еще один член шайки Абдуллы. - Семен, - сказал бандит в папахе унтеру, - скачи к Абдулле. Унтер вскочил на лошадь... - А ну шагай, - сказал бандит в папахе Сухову и вдруг заметил большие, величиной с будильник, круглые часы на руке Сухова; глаза его сверкнули. Сухов усмехнулся. Не опуская рук, он снял часы и бросил бандиту. Тот ловко поймал их. В ту же секунду Сухов в прыжке вырвал у него из рук револьвер. Падая на песок, он дважды выстрелил. Сперва упал бандит в красном жилете, за ним - любитель часов. Жены Абдуллы в панике бросились в разные стороны. Сухов резко перекинулся с одного бока на другой, чтобы выстрелить в третьего бандита на баркасе, но в этом уже не было необходимости. Бандит хрипел и, извиваясь всем телом, пытался сорвать с шеи петлю аркана, наброшенную на него Саидом. - Ты как здесь оказался? - спросил Сухов, когда, покончив с бандитом, Саид спрыгнул с баркаса и подошел к нему. - Стреляли, - ответил Саид. Сухов улыбнулся, не спеша оделся, подобрал свои часы и задумчиво посмотрел на море, мысленно продолжая письмо к своей Катерине Матвеевне: "Обратно пишу вам, разлюбезная Катерина Матвеевна, поскольку выдалась свободная минутка. И разнежился я на горячем солнышке, будто наш кот Васька на завалинке. Сидим мы сейчас на песочке возле самого синего моря, ни о чем беспокойства не испытываем. Солнышко здесь такое, аж в глазах бело..." Петруха, цепляясь ногой за приклад винтовки, торопливо, почти бегом, следовал за Суховым, который шагал от моря к Педженту. За ними, отстав метров на десять, гуськом семенили жены Абдуллы. - Товарищ Сухов, - всхлипывая, просил Петруха. А как Рахимов задержится, что будет тогда? Ведь Абдулла из-за них, знаете?.. - Не робей, Петруха, - сказал Сухов. Он остановился у ближайшего к морю двора. Здесь под стеной сидели на деревянных ящиках три высохших старика в чалмах. Обесцвеченные годами глаза их бесстрастно смотрели на Сухова, и если бы не четки, которые старики медленно перебирали, можно было подумать, что они вырезаны из серого, обветренного и обожженного солнцем песчаника. - Здорово, отцы! - сказал Сухов. Старики молчали. Сухов хотел пойти дальше, но заметил вдруг на одном из ящиков, заменявших старикам стулья, полустертую надпись - "Динамит". Сухов легонько стукнул по ящику. Он не был пустым. - Извини-ка, отец, - Сухов приподнял старика и посадил на землю рядом с ящиком. Затем отодрал крышку и увидел аккуратно уложенные динамитные шашки. - Где взяли? - спросил Сухов. - Давно здесь сидим, - ответил один из стариков. Сухов покачал головой, вынул крайнюю шашку, швырнул ее в воздух и выстрелил. Раздался оглушительный взрыв. Старики вздрогнули, но остались все так же спокойны и невозмутимы. - Петруха, - приказал Сухов, - прихвати ящик - пригодится. - Есть! - А барышням объяви, - Сухов бросил взгляд на гарем, который сидел на песке поодаль от них, - что никакого Абдуллы не будет. Чтоб без паники. Ясно? - Ясно! Сухов пошел дальше. Вскочив на ноги, жены Абдуллы поспешили за ним. У музея Сухова ждал Саид. Хмурый и сосредоточенный, сидел он на коне. - Ты что? - спросил Сухов. - У Абдуллы много людей. - Это точно, - согласился Сухов. - Завтра он будет здесь. Уходи! - Теперь не могу, - сказал Сухов. - Видал, как все обернулось... Оставайся ты тоже. - Здесь нет Джевдета, - Саид тронул с места коня. - Ну, тогда счастливо. Гулко звучали удары молотка. Сухов стоял на инкрустированном слоновой костью столике и прибивал фанерную вывеску над дверью помещения, в котором разместился гарем. На вывеске неровными буквами было написано: "Первое общежитие свободных женщин Востока. Посторонним вход воспрещен". - Они же взяли самые ценные экспонаты, - в паузах между ударами молотка объяснял Сухову смотритель музея Лебедев. Он придерживал покачивающийся под тяжестью красноармейца инкрустированный столик. - Какие еще экспонаты? Я же сказал барышням - брать ковры похуже. - Это же одиннадцатый век! Чем старее ковер, тем ценнее. - Сейчас посмотрим, что они там взяли, - проворчал Сухов и слез со столика. Мимо прошел Петруха с большим медным кувшином в руках; следом шла, закутавшись в чадру, Гюльчатай. - Они вас за хозяина принимают, - хихикнул Петруха, остановившись. - Как будто, значит, вы их муж... Сухов насупился... Из каменного колодца наверх вела узкая лестница. По ней, набрав воды в кувшин, поднимались Петруха и Гюльчатай. Петруха обогнал Гюльчатай на две ступени и закрыл ей дорогу. - Открой личико, открой, а? - попросил он. - Покажись хоть на секундочку. Ты не думай, я не какой-нибудь. Если что - я по-серьезному... замуж возьму... Женюсь то-есть... Мне ведь наплевать, что ты там чьей-то женой была. Ты мне характером подходишь. Откройся... Гюльчатай, покажи личико. Гюльчатай негромко рассмеялась. В верхнем проеме показалась голова Сухова. - Отставить!.. Я тебе дам личико! - гаркнул он. - К стенке поставлю за нарушение революционной дисциплины! Женщина выскочила из колодца. - Стой! - остановил ее Сухов. - Объяви барышням подъем... Стой! И вот что: с сегодняшнего дня назначаю тебя старшей по общежитию. Будешь отвечать за порядок. Вопросы есть? - Нет. - Гюльчатай припустилась ко дворцу. - Господин назначил меня любимой женой! - разнесся по двору музея ее ликующий крик. Петруха, держа кувшин, стоял по стойке "смирно". - Я же серьезно! - испуганно сказал он. - Я на ней жениться хочу. Личико бы только увидеть. А то вдруг крокодил какой-нибудь попадется, потом казнись всю жизнь. - Давай, давай, тащи воду, - уже мягче сказал Сухов и пошел в "общежитие". Как только Сухов миновал дверь "общежития", раздались крики и в него полетели подушки. Жены Абдуллы все, как одна, задрали подолы платьев и закрыли ими свои лица. Сухов, вытаращив глаза, обалдело смотрел на оголенные животы женщин и на их длинные, до щиколоток, полупрозрачные шаровары. Первой выглянула из-под подола Гюльчатай. - Не бойтесь, это наш господин! - крикнула она и женщины тотчас же открыли свои лица Сухову. Они были разные, но все смотрели на Сухова преданно и призывно. Три из них были очень хороши. Сухов зажмурил на мгновение глаза. - Господин, - сказала Гюльчатай, - никто не должен видеть наши лица. Только ты! Ты ведь наш новый муж. Скажи своему человеку, чтобы он не входил сюда. Сухов сглотнул слюну и, не глядя на гарем, походил немного по комнате. - Товарищи женщины!.. - вдруг вдохновенно заорал он. - Революция освободила вас. Вы должны навсегда забыть свое проклятое прошлое - как в семейной жизни, так и в труде. У вас нет теперь хозяина. И называйте меня просто товарищ Сухов. Вы будете свободно трудиться, и у каждой будет собственный супруг. Женщины внимательно слушали его. - Раз, два, - выкрикнул Сухов. - Взяли! - хором ответили ему гарем и Петруха. Они все дружно навалились на баркас, стоявший на валках, немного сдвинули его. До воды оставалось еще метров двадцать... - Раз, два! - крикнул Сухов. - Взяли!! - дружно навалились жены Абдуллы. Петруха и Сухов вытерли лбы. - Еще бы человек пять мужиков, - сказал Петруха. - Десять еще лучше, - согласился Сухов, - да где их взять? - Раз, два! - крикнул он опять. Женщины навалились из последних сил. Баркас сдвинулся еще чуть-чуть. - Ничего не поделаешь, - сказал Сухов женщинам, - придется потрудиться. Спустим баркас на воду - и в море! - Может передохнем? - предложил Петруха. - А то надорвутся с непривычки. - Перекур! - объявил Сухов. - Я посмотрю мотор, а ты пока сходи туда... - Он указал Петрухе в сторону белого дома, стоявшего на берегу в километре от них. - Царская таможня там была, узнай, кто там сейчас. Вроде мелькнул кто-то... Петруха отправился в сторону дома, а Сухов полез на баркас, в тени которого прилегли женщины. Дом показался Петрухе странным: в выжженном солнцем Педженте совсем не было зелени, здесь же из-за высокого дувала выглядывали густые деревья. Огромные ворота с металлическими кольцами были заперты, на окнах, на ставнях висели замки. Петруха обошел домик-крепость с трех сторон, но нигде не было никакой возможности пробраться хотя бы во двор... Когда Петруха, прыгнув с разбегу, ухватился за верх дувала, приоткрылась одна из ставень и показались огромные усы и дуло револьвера. Петруха спрыгнул в сад. Что-то зашуршало, зашлепало, сбив фуражку с его головы. Это пролетел по саду испуганный павлин. Он опустился рядом с другим павлином на навес в глубине двора. Петруха вытер вспотевший лоб и огляделся. Двор был небольшой.

Посреди двора располагался бассейн, и в нем плавали... осетры. По двору ходили маленькие барашки. Петруха осторожно поднялся по каменной лестнице, ведущей на террасу второго этажа. На двери висел амбарный замок. И снова одна из ставень, на этот раз та, что выходила во двор, отворилась, и в ней показались усы и револьвер. Петруха опять не заметил этого. И, решив, что в доме никого нет, хотел выбраться со двора. Сделать это было нетрудно, так как лестница на террасу шла возле дувала. Но только Петруха повернулся, как сверху, из окна, раздался голос: - Стой!.. Руки вверх! Петруха замер и поднял руки вместе с винтовкой. Кто-то схватил его за запястья и одним мощным рывком втянул в окно. Оказавшись в комнате, Петруха увидел перед собой огромного, тучнеющего уже, усатого мужчину в казацких шароварах и белой нательной рубахе. В полумраке (ставни повсюду были заперты!) Петруха разглядел на стене текинский ковер с саблями, гитару, несколько фотографий, под потолком клетку с птицей, на окнах занавески, цветы, на одном из подоконников пулемет "максим", в углу иконостас, под ним горка гранат и пулеметных лент. В другом углу стояла широкая кровать с цветастым лоскутным одеялом и горой подушек. Под кроватью - другой "максим". - Ты в чей дом забрался! Отвечай, - сказал усач. - Не знаю, - вполне искренно ответил Петруха. На столе он увидел самовар, труба которого выведена была в окно. Возле откупоренной уже бутылки и цветных пиал лежали в тарелках румяные пироги, картошка в мундире, соленые огурцы, пол-арбуза и персики. - Ты что, не слыхал про Верещагина?! - удивился усач. - Дожил!.. Было время, в этих краях каждая собака меня знала. Вот так держал! - Усач сжал свой огромный кулак. - А сейчас забыли... Усач подошел к столу и нарезал пирог. - Садись, - он пододвинул Петрухе пиалу со спиртом, - пей, коли храбрый. Петруха отпил немного, сразу задохнулся и схватился за огурец. Усач залпом хватил свой стакан. Саид ехал по пустыне. И хотя он был занят своими мыслями, он сразу заметил трех всадников, выскочивших из-за бархана. Саид продолжал ехать в том же направлении. - Стой! - крикнул один из всадников. - Стой! Кому говорят?! Другой выстрелил. В ту же секунду, свесившись с седла, Саид дважды выстрелил по бандитам из-под лошади. Двое бандитов свалились с коней. Третий дал стрекача. Саид развернул коня и поскакал за ним. Конь вынес Саида на вершину бархана. Саид вскинул винтовку и... В тридцати метрах прямо на него двигался отряд Абдуллы. Два пулеметчика держали Саида на прицеле. Саид опустил винтовку. Отряд насчитывал полсотни всадников и пару десятков груженых тюками верблюдов. В середине, окруженный телохранителями, ехал на белом коне Абдулла. - Зачем ты убил моих людей, Саид? - спросил он, когда отряд подошел поближе. - Я послал их сказать, чтобы ты не искал Джевдета в Сухом ручье. Его там нет. Абдулла говорил спокойно, легкая усмешка кривила его губы, но глаза смотрели недобро. - Твой отец был другом моего отца, - продолжал Абдулла. - Дорога легче, когда встретится добрый попутчик. Ты будешь моим гостем. Абдулла подал незаметный знак. Четыре бандита подскакали к Саиду и встали рядом с ним, с двух сторон... Сухов возился с мотором баркаса. Наконец мотор заработал. Сухов вылез на палубу. Петрухи не было. Сухов вытер руки, спрыгнул с баркаса и пошел к бывшей таможне. Верещагин сидел с Петрухой в обнимку на полу и пел: ...Ваше благородие, Госпожа удача, Для кого ты добрая, А кому иначе, Девять граммов в сердце... Постой, не зови! Не везет мне в смерти, Повезет в любви. Ваше благородие, Госпожа чужбина, Жарко обнимала, Да только не любила... Сухов подошел к дому. Прислушался к песне. Потом бросил в открытое окно камешек и присел на песок... ...Камешек упал в пиалу со спиртом, которую Верещагин собирался поднести ко рту. Некоторое время он оторопело смотрел на камешек, лежавший на дне пиалы, затем двумя пальцами выловил его и опорожнил пиалу. - Эй, хозяин, - позвал его снаружи Сухов. - Прикурить есть? Услышав голос своего командира, Петруха бросился к окну, но Верещагин силой усадил его на место. - Ты что? - спросил он. - Это же товарищ Сухов, заплетающимся языком сказал Петруха. Он сильно захмелел. - Сухов, говоришь? - усмехнулся Верещагин. - Ну ладно, сейчас мы посмотрим, какой это Сухов. Верещагин, покряхтывая, тяжело поднялся, достал из ящика динамитную шашку, подошел к иконе и поднес к огню лампады фитиль шашки, огонек побежал по шнуру. Он перекрестился и направился к окну... Сухов продолжал сидеть на песке перед домом. - На, прикури, - сказал ему появившийся в окне Верещагин. - Прости меня, грешного, - пробормотал он и швырнул шашку Сухову. Шашка упала рядом с Суховым. Шнур стремительно укорачивался. Сухов протянул руку, взял ее, прикурил и бросил через плечо. Не долетев до земли, шашка взорвалась, взметнув к небу тучу песка. - Благодарствуйте, - не оглянувшись на взрыв, поблагодарил Сухов и затянулся. - Ну, заходи, - приветливо сказал Верещагин и кинул ключи. - Садись, выпьем, - пригласил он гостя к столу, когда Сухов вошел в комнату. - Можно, - согласился Сухов и посмотрел на фотографии, висевшие на стене. На одной из них Верещагин, молодцевато закрутив усы, сидел в мундире и орденах рядом с молодой женщиной в чепчике, очевидно женой. - Во дворе павлинов видел? - спросил Сухова Верещагин. - Видел. - Вот на них и сменял мундир-то. - Верещагин налил в пиалы спирта. - Петруха! - Я не пью, - сказал еле державшийся на ногах Петруха. - Правильно, - одобрил его Верещагин. - Я вот тоже сейчас это допью, - он поставил на стол большую бутыль, до половины наполненную спиртом, - и брошу. Сухов взял свою пиалу, не торопясь выпил и вытер усы. - Больно мне твой Петруха по душе! - сказал Верещагин, опорожнив свою пиалу. - Выпьем... - Погоди, - остановил его Сухов. - Мы к тебе по делу. - Знаю, - сказал Верещагин. - Все знаю. - Пулемет дашь? - Абдуллу ждешь? - Жду, - сказал Сухов. Верещагин понимающе покачал головой. - Вот что, Сухов, - сказал он, помолчав, - была у меня таможня. Были контрабандисты. Сейчас таможни нет. Контрабандистов нет... В общем, у меня с Абдуллой мир. Мне все едино, что белые, что красные, что Абдулла, что ты... - Тут Верещагин вздохнул. - Вот если бы я с тобой пошел, тогда другое дело. - Ну, в чем же дело? - спокойно спросил Сухов. - Пошли. - Пошли! - подтвердил пьяный Петруха. Верещагин встал из-за стола, сжал свой огромный кулак. - Пошли, ребята! - сказал он. - Тряхну стариной. - Здравствуйте, - сказал Сухов, глядя мимо Верещагина в сторону двери. Там вдруг появилась женщина, та, что сидела рядом с Верещагиным на фотографии. Она удивленно смотрела на Верещагина, на бутыль со спиртом, на нежданных гостей. Верещагин обернулся. Увидел женщину. - Здравствуйте, - ответила она на приветствие Сухова и вышла в другую комнату. - Ребята, я сейчас, - сказал Верещагин упавшим голосом и пошел за ней. Петруха дернулся с места. - Назад! - Сухов ухватил его за гимнастерку... Женщина, это была жена Верещагина, плакала, прислонившись к дубовому комоду. - Ты что говорил? - укоряла она сквозь слезы Верещагина. - Какие клятвы давал? Сдурел на старости лет! Лицо Верещагина жалостливо скривилось. - Настасья, - просительно сказал он. - Мало тебе, что молодость мою сгубил, - продолжала Настасья, - а сейчас и вовсе вдовой оставить хочешь?! - Настасья, - еще более просительно сказал Верещагин и, нагнувшись, поднял установленный на подоконнике ручной пулемет. - Ой, Паша! Пашенька! Паша! Пашенька, прости, Христом Богом прошу! Прости, Паша! - бросилась к нему Настасья и ухватилась за приклад пулемета. - Не ходи! Не ходи с ними. Погубят ни за грош! Сухов и Петруха продолжали сидеть на своих местах. В комнату вошел с пулеметом в руках Верещагин. - Вот что, ребята, - сказал он, переводя дыхание. - Пулемета я вам не дам. Сухов встал на ноги. - Павлины, говоришь? - сказал он, усмехнувшись. - Понятно... Пошли, Петруха. Они прошли мимо Верещагина, все еще державшего пулемет в руках, и спустились во двор... За воротами, в тени дувала, их ждал гарем. - А вас кто сюда звал?! - прикрикнул Сухов на женщин, вскочивших при его появлении на ноги. - Марш в общежитие. Женщины заторопились в сторону музея. - С ними мы баркас на воду не спустим, - сказал Сухов Петрухе, - надо что-нибудь другое придумать... Сухов и Петруха подтащили к баркасу ящик с динамитом, конфискованный у педжентских стариков. Спустившись в трюм, Сухов прошел к мотору. Достав кусок бикфордова шнура, присоединил его к одному из цилиндров под свечу. - Считай, - сказал он Петрухе и запустил мотор. Шнур загорелся. Петруха начал считать: - Один, два, три, четыре... - Он досчитал до сорока двух, пока шнур весь сгорел. Отрезав новый кусок шнура, Сухов проделал эту операцию еще раз. Шнур загорелся снова. Убедившись таким образом в надежности своего замысла, Сухов вытащил из ящика несколько шашек, затем один конец бикфордова шнура присоединил к свече двигателя, другой - к ящику с динамитом. - Спрячь получше ящик и шнур, чтоб не видно было, - приказал Сухов Петрухе, - и прибери здесь все. - Теперь пускай плывут себе! - потер руки Петруха. - За кордон собрались. Заведут мотор и через сорок два ка... ак! - Это точно, - подтвердил Сухов и полез по лестнице на палубу. Банда Абдуллы неторопливо двигалась к Педженту. Абдулла был в хорошем расположении духа. - Мой отец перед смертью сказал: "Абдулла, я прожил жизнь бедняком... - рассказывал он Саиду, ехавшему рядом, - и я хочу, чтобы Аллах послал тебе дорогой халат и красивую сбрую для твоего коня." Я долго ждал, а потом Аллах сказал мне: "Садись на коня и возьми сам что хочешь... если ты храбрый и сильный..." Абдулла умолк, чтобы дать высказаться собеседнику. - Мой отец ничего не сказал перед смертью. Джевдет убил его в спину, мрачно произнес Саид. - Твой отец был мудрый человек, - продолжал Абдулла. Большое сильное его тело мерно покачивалось в седле. - Но кто на этой земле знает, что есть добро и зло? Кинжал хорош для того, у кого он есть, и плохо тому, у кого он не окажется в нужное время. Ночью четыре огромных факела пылали вокруг Педжентского музея. Это Сухов установил на площади бочки с керосином и поджег их. Отблески света трепетали, неровно освещая ночные улицы, дома. Сухов с крыши дома наблюдал за ночным городом. Гюльчатай уже спала, ее юное лицо было спокойно. У изголовья каждой бывшей жены висела табличка с ее именем. - О Аллах, - поднялась вдруг одна из них. - Есть хочу. И тогда, как по команде поднялись все и обернулись к Гюльчатай. - Наш муж забыл нас, еще нас не узнав. Это его дело. Но почему он не дает нам мяса? - протянув к ней руки, сердито сказала Джамиля. - Когда я была любимой женой Абдуллы, мы каждый день ели мясо! - с презрением глядя на Гюльчатай, добавила она. - И орехи... И рахат-лукум! Гюльчатай испуганно слушала Джамилю. - Может быть, ты плохо его ласкаешь? Или ему не нравится, как ты одета? - Мы сами должны ее приготовить. - Женщины окружили Гюльчатай, подняли ее с места, развязали свои узелки с нарядами. В серьгах, кольцах, браслетах, разодетая и ярко накрашенная, как и полагалось любимой жене хозяина гарема, шла Гюльчатай по галерее музея. Проходя мимо Петрухи, Гюльчатай прикрыла лицо и некоторое время постояла над ним. Потом исчезла в темноте. Сухов с крыши дома наблюдал за ночным городом. Послышались легкие шаги. Сухов оглянулся, насторожился. В люке чердака появилась Гюльчатай. Она откинула чадру и тихо ждала, когда Сухов взглянет на нее. - Ты зачем пришла? - спросил Сухов. - Я пришла к тебе, господин. - Гюльчатай, улыбаясь, приближалась к Сухову. - Ты чего это так расфуфырилась? - спросил он строго. Гюльчатай, улыбаясь призывно, шла на него. - Ты чего?.. - спросил Сухов. - Ты что?! - прикрикнул он. Гюльчатай вплотную придвинулась к нему. - Ты это оставь! - шепотом сказал Сухов. Он совсем близко увидел ее глаза, губы. - Господин, плохо - таранька, таранька... Дай твоим женам мяса. - Что? - удивился Сухов. Дай самый плохой барашек. Гюльчатай будет тебя любить. Сухов покачал головой. - Мяса... А где его взять? Каши и той нет, а ты мяса просишь. Одна таранька осталась. Гюльчатай, продолжая ласково глядеть на Сухова, села ему на колени. - Ты это оставь, - несколько растерянно сказал Сухов и попытался отодвинуть ее от себя. - А может, и впрямь тебя замуж отдать?! - осенила его вдруг спасительная мысль. - Женю на тебе Петруху законным браком. Парень он холостой, повезет тебя к матери своей. - Петруха? - спросила Гюльчатай, продолжая сидеть на коленях у Сухова. - Я твоя жена. Разве не правда? - Моя жена дома, - нахмурился Сухов. - Разве ты не можешь сказать, что Гюльчатай твоя любимая жена? Разве она обидится? - Обидится?! - Сухов вздохнул. - Сколько раз тебе объяснять: нам полагается только одна жена. Понятно? Одна. Гюльчатай удивилась. - Как же так - одна жена любит, одна жена пищу варит, одна одежду шьет, одна детей кормит - все одна? - Ничего не попишешь. - Тяжело, - сказала Гюльчатай. - Конечно, тяжело, - вздохнув согласился Сухов. И опять, в который уже раз за время его странствий по пустыне, предстала перед его глазами Екатерина Матвеевна, законная супруга. - Ладно, ладно. Спокойной ночи. Завтра поговорим. - Сухов спихнул со своих колен Гюльчатай... А когда он под утро задремал ненадолго, приснилось ему, что сидит он на зеленой лужайке в окружении своих многочисленных жен общим числом в десять человек - гарем плюс незабвенная Екатерина Матвеевна. Жены, как полагается, одеты в нарядные платья, на головах у них цветастые платочки, и все заняты делом: кто шьет, кто прядет... А посреди всех их, окруженный вниманием и лаской, сам он, Федор Сухов, восседает. В красной чалме и в обнимку с любимой Екатериной свет Матвеевной... Чай пьет из пиалы... В это время отряд Абдуллы выехал на берег и резвым шагом приближался к баркасу. Когда первые всадники поравнялись с нефтяными баками, раздались крики унтера: - Гляньте!.. Ибрагим! Его халат!.. Подхватив на ходу меховую папаху, унтер подскакал к Абдулле. - Бедный Ибрагим, - сказал Абдулла. Унтер протянул папаху Абдулле. Тот повернулся к Саиду. - Пока я их не возьму, ты останешься здесь, - сказал он сурово. Пришпорив коня, он поскакал к Педженту. Часть бандитов поскакала за ним. Сопровождавшая Саида четверка сняла с него винтовку и кинжал... Сухов все еще подремывал на крыше музея и, как всегда, в мыслях, писал своей супруге: "А еще хочу приписать для вас, Катерина Матвеевна, что иной раз такая тоска к сердцу подступит, клешнями за горло берет. Думаешь, как-то вы там сейчас? Какие нынче заботы? С покосом управились или как? Должно быть, травы в этом году богатые... Ну да не долго разлуке нашей тянуться. Еще маленько подсоблю группе товарищей, кое-какие делишки улажу и к вам подамся..." Тут Сухов проснулся. Вскочил на ноги. К этому времени бандиты Абдуллы уже окружили крепость. Вышедший прогуляться за ворота Петруха попытался открыть по ним стрельбу. Но, к счастью, винтовка его опять дала осечку. Банда промчалась мимо, не заметив его в старой полузасыпанной траншее... Абдулла, соскочив с коня, направился к воротам музея... Стремительно поднялся по лестнице. У вывески "Общежитие первых свободных женщин Востока" он задержался. Прочитав ее, вошел к женщинам. Сопровождавшие его нукеры остались у дверей. Жены Абдуллы, сбившись в кучу, жались в угол. - Станьте каждая у своей кровати! - приказал Абдулла. Женщины подчинились. - Джамиля, разве тебе плохо жилось у меня? Почему ты опозорила мое имя?.. - спросил Абдулла. В мрачном голосе его вдруг проскользнули грустные нотки. - Разве я не любил тебя? А ты, Зумруд! Обидел ли я тебя хоть раз? Почему ты не умерла, когда тебе предложили стать бесчестной? Разве ты не клялась мне в том, что всегда будешь мне верной женой... А Гюльчатай? Помнишь ты тот день, когда впервые пришла в мой дом? Женщины кутались в чадры, но Абдулла безошибочно узнавал каждую из них. - Почему вы встали на путь бесчестия? Почему обесславили мое имя и покрыли его позором? - Мы были верны тебе, господин, - тихо сказала Джамиля. - А кто поверит этому?! - спросил Абдулла. - Да простит меня Аллах, но нет вам прощения, женщины. Пришел ваш час. - Абдулла спустил предохранитель своего маузера. Сзади донесся легкий шорох. Обернувшись, Абдулла увидел в узком окне общежития Сухова. Он сидел на подоконнике, сзади него висела веревка, в руках он держал револьвер. - Руки вверх и лицом к стене! Быстро! - приказал Сухов. Абдулла поднял руки. - Брось оружие. Обернешься - стреляю, - ласково добавил он. Абдулла вынужден был подчиниться. Сухов пинком ноги отворил дверь общежития и наставил револьвер на двух нукеров, стоявших на часах. Приказал им бросить оружие и встать лицом к стене. Те тоже подчинились. Сухов подвел Абдуллу к барьеру галереи так, чтобы он был виден со двора стоявшим там бандитам. - Прикажи им сложить оружие, - громко скомандовал Сухов Абдулле. - Или я отправлю тебя к Аллаху. Бандиты, увидев Абдуллу, взятого на мушку, растерялись. - Ты слышишь меня? - спросил Сухов. - Говори. Абдулла молчал. Тогда заговорил Сухов: - Вы должны все погрузиться на баркас и морем уйти из Педжента. Я передам вам его, - Сухов показал на Абдуллу, - когда вы отчалите от берега. Ясно? А теперь освободите двор! Чтобы ни души здесь не осталось!.. Вы тоже катитесь отсюда! - приказал Сухов нукерам, стоявшим лицом к стене. Бандиты очистили музей. Сухов подтолкнул Абдуллу, и они пошли на первый этаж музея, к "зиндону" - подвальной тюремной комнате с небольшим зарешеченным оконцем и дверью, запирающейся снаружи на железный засов. К ним подбежал Петруха. - Останешься здесь, - приказал ему Сухов, после того как дверь за Абдуллой была заперта. - А я схожу на берег. Поглядим, что делают бандиты. Бандиты готовились к отплытию. Они грузили на баркас тюки с награбленным добром, запасались в дорогу провизией, на огне нескольких больших костров поджаривались бараньи туши. Сообщение о пленении Абдуллы привело банду в замешательство. Все вскочили на ноги, прекратили погрузку, засуетились. Саид сидел у костра, когда первый примчавшийся из крепости бандит выкрикнул задыхающимся голосом: - Абдуллу украли! К берегу, выполняя условие Сухова, скакали еще полтора десятка всадников. Саид встал. Подошел к ближайшему бандиту и спокойным, но быстрым движением вытащил у него из-за пояса револьвер. Приставив дуло к заросшему подбородку растерявшегося от неожиданности бандита, Саид снял с его плеча и винтовку. - Не говори никому, не надо, - доброжелательно, почти ласково посоветовал он ему и, продолжая держать под прицелом, отступил на несколько шагов, чтобы вскочить на своего коня. Из-за гребня большого бархана, выставив перед собой ствол ручного пулемета, Сухов следил за происходящим у баркаса. Саид подъехал к нему, соскочил с коня, прилег рядом. - Обманут тебя, - сказал он. - Они сядут на баркас, ты отпустишь Абдуллу, они вернутся. - Это вряд ли, - усмехнулся Сухов. Во дворе своего дома, под навесом, жена Верещагина Настасья вспорола брюхо огромному осетру, выложила икру в большую миску, посолила ее и, взбив, понесла в дом. Настасья отворила дверь и вошла в комнату. Верещагин, раскинувшись на широкой кровати, спал. Он бормотал во сне, стонал, всхлипывал. Настасья неодобрительно покачала головой и перекрестилась на образа. - Ура, за мной, ребята! В штыки! - закричал Верещагин и вскочил весь в поту. Настасья полотенцем обтерла его и поставила на стол миску с икрой. - Опять пил, не закусывал? - спросила она строго. - Не могу я больше эту проклятую икру есть! - взмолился Верещагин. - Надоела! - Ешь, тебе говорят. Верещагин вздохнул и, зачерпнув полную ложку икры, отправил ее в рот. - Ой, что нынче страху-то в поселке! Из дома никто носа не кажет, - рассказывала Настасья, пока Верещагин с отвращением глотал икру. - Этот рыжий, что к нам приходил, самого Абдуллу будто поймал. Не к добру это... Господи, ты хоть не задирайся, не встревай! Будет с тебя, свое отвоевал... Петруха, вооруженный винтовкой, сидел у двери "зиндона". Абдулла вел себя тихо, его даже не было слышно. Через двор музея к колодцу прошла Гюльчатай. Петруха вскочил на ноги, окликнул ее. Гюльчатай остановилась. - Гюльчатай, открой личико, - попросил ее Петруха, подойдя поближе. - Ну, открой. Гюльчатай колебалась... Вдруг за углом раздался непонятный шум. - Вроде крадется кто-то, - встревожено сказал Петруха. Они прислушались. Действительно, из-за поворота галереи второго этажа доносились какие-то звуки. - Последи-ка за дверью, - попросил Петруха. - Я сейчас. Он добежал до арки и свернул за угол здания. Гюльчатай положила кувшин на землю. - Гюльчатай, - услышала она свое имя; голос, произнесший его, заставил ее задрожать. - Подойди к двери. Гюльчатай приблизилась к двери. В небольшое оконце она увидела связанного Абдуллу. - Открой лицо! - сказал Абдулла, пронзительно глядя на бывшую жену. - Теперь отодвинь засов, - продолжал он, когда она подчинилась ему. - Подойди сюда! Женщина шагнула за дверь. Она шла к Абдулле, как кролик к удаву, не смея отвести глаза от страшных глаз своего мужа. - Развяжи, - приказал Абдулла. Женщина послушно освободила его от веревок. Абдулла положил руки на плечи жены. Гляди ей прямо в глаза, он сдавил ей горло и отпустил. Она упала на пол. На галерее второго этажа Петруха увидел Лебедева, который складывал какие-то картины и посуду в нишу, сделанную им в полу. Рядом лежали плиты, которыми он собирался ее прикрыть. - А, это ты, - облегченно вздохнул Петруха, - Что ты там делаешь? - Прошу вас, ни звука, - поднес палец к губам Лебедев, - здесь тайник от бандитов. Петруха поспешно вернулся на свой пост. Гюльчатай сидела у двери. Петруха присел рядом. - Ну, открой личико, - попросил он. Чадра откинулась. Худое недоброе лицо Абдуллы открылось под ним. Петруха отшатнулся, попытался вскочить. Сильный удар ребром ладони в шею помутил его рассудок. В следующее мгновение он был убит штыком винтовки, которую Абдулла снял с его плеча. Сухов с Саидом возвращались в музей. Въехав во двор Сухов окликнул Петруху. Ответа не последовало. Сухов пробежал через внутренний двор и увидел пригвожденное к земле тело Петрухи. Сухов вынес из подземелья тело Гюльчатай и осторожно уложил рядом с Петрухой. Снял кепарь, постоял немного. Подошел Саид. - А теперь уходи скорее, - сказал он, - одному нельзя оставаться. - Не могу, - ответил Сухов. - Абдулла убьет женщин. - Абдулла убьет тебя. - Упрямство Сухова не нравилось Саиду. - Это его жены. Через полчаса будет поздно. Я должен ехать. - Я рассчитывал на тебя, Саид, - с сожалением сказал Сухов. - Если меня убьют, кто отомстит Джевдету? - спросил Саид. - Я рассчитывал на тебя, - повторил Сухов и пошел к плачущим женщинам, которые окружила тела Гюльчатай и Петрухи... Когда Сухов отошел от женщин, его догнал Лебедев. - Я понимаю, вам наплевать на имущество музея, - но поймите меня. Ведь все здесь погибнет, если вы не уйдете отсюда. Они сожгут, уничтожат все до последнего экспоната. Вы же не сможете один противостоять целой банде. Умоляю вас, уведите этих женщин отсюда! - Поздно, - сказал Сухов. - Некуда бежать. Ничего не поделаешь, придется ждать их здесь.

Сухов увидел, как во дворе Саид сел в седло своего коня и выехал из ворот музея. Сухов смотрел ему вслед, пока он не скрылся за барханами. Теперь Сухов почувствовал, что остался совсем один. Лебедев был не в счет. Он взял свой "сидор", лежавший рядом с пулеметом, достал из него чистые портянки и рубаху. Переобулся, переоделся и, укрепив на доске осколок зеркала, начал бриться. Брился он тщательно, не спеша, думая о своей Катерине Матвеевне. "А ежели вовсе не судьба нам свидеться, Катерина Матвеевна, то знайте, что был я и есть до последнего вздоха преданный единственно вам одной. И поскольку, может статься, в песках этих лягу навечно, с непривычки вроде бы даже грустно, а может быть, оттого это, что встречались мне люди в последнее время все больше душевные, можно сказать, деликатные. Тому остаюсь свидетелем боец за счастье трудового народа всей земли, Закаспийского интернационального революционного пролетарского полка имени товарища Августа Бебеля демобилизованный красноармеец Сухов Федор Иванович!" Сухов что-то вспомнил и, не добрив одну щеку, схватил пулемет и побежал вниз. Пробежал через площадь, по узким улочкам Педжента, и остановился у нефтяных баков. В упор он дал по одному из баков несколько очередей, осмотрел следы от пуль и побежал обратно. Банда в полсотни всадников, впереди которых мчался почерневший от злости Абдулла, ворвались в Педжент. Дико крича и стреляя, всадники неслись к зданию музея. Несколько пулеметных очередей ударили по его окнам. Десяток бандитов, спрыгнув с коней, вбежали в здание музея и, непрерывно стреляя, рассыпались по этажам. Они прочесывали комнату за комнатой, искали Сухова и женщин. Двое рванули дверь женского общежития - там было пусто. Четверка бандитов влезла на крышу и тоже никого не обнаружила. - Никого нет, - доложили они Абдулле, который ждал их во дворе музея. - Как в землю провалились! - Ищите! - приказал Абдулла, взмахнув камчой. Банда разбилась на части и, врываясь во дворы, начала прочесывать поселок. К Абдулле, сидевшему на крыльце, подтащили Лебедева. - Отпустите руку! Пустите, я говорю! - кричал Лебедев. - Что за насилие?! - Пусти его, Ахмед! - приказал Абдулла. - Извольте немедленно прекратить грабеж! - потребовал Лебедев. - Никаких женщин здесь нет. И мне о них ничего не известно. Абдулла, не глядя на Лебедева, дважды выстрелил ему в живот. Лебедев, скрючившись, упал замертво. - Ищите! - повторил Абдулла свой приказ... Банда с криками подбежала к одному из нефтяных баков и окружила его. Двое залезли наверх, попытались открыть люк. Но круглая крышка, запертая изнутри, не поддавалась. К баку приблизился Абдулла, постучал в стенку рукояткой револьвера. - Эй, - сказал он, - выходи. Я знаю, что ты здесь! Ответа не было. Двое наверху, стараясь открыть крышку, сломали саблю и дуло карабина. Но безрезультатно. - Эй! - крикнул Абдулла. - Мужчина должен встречать смерть достойно! Бак молчал. Абдулла несколько раз выстрелил по нему в упор. Вслед за ним вся банда начала палить по баку из карабинов и ручных пулеметов. Но пули плющились и отлетали, оставляя на стенках слабые вмятины. Когда шквал огня прекратился, в баке раздался громкий смех Сухова. Бандиты оторопело уставились на Абдуллу. - Оставь хоть один патрон, Абдулла, - посоветовал Сухов, - а то нечем будет застрелиться. Абдулла заскрипел зубами. - Ребята, - крикнул Сухов, - он еще в чадре? Или переоделся мужчиной? - Эх, гранат бы! - сказал Ахмед. К бывшей таможне подскакал унтер, посланный Абдуллой. Он приказал сопровождавшему его бандиту обождать перед домом. Из окон дома доносились звуки гитары. Верещагин пел: "Ваше благородие, госпожа разлука..." - Ты с ним поосторожней, - сказал бандит. Унтер снисходительно улыбнулся, отдал ему поводья своего коня и решительно поднялся по лестнице, ведущей в дом... Верещагин был пьян и пел лежа. Увидев на пороге унтера, он продолжал петь: "Мне с тобою холодно, вот какая штука..." - Все поешь? - спросил унтер, иронически улыбаясь. Верещагин пел. Пьяные глаза его смотрели сквозь унтера: "Письмецо в конверте погоди, не рви..." - Я от Абдуллы. У нас нет гранат, а у тебя, мы знаем, запас. - Унтер строго посмотрел на Верещагина. Верещагин продолжал петь: "Не везет мне в смерти, повезет в любви..." - Ты должен передать нам все, чем располагаешь, - категорически сказал унтер. - И встать, когда с тобой разговаривает офицер! - рявкнул он. Верещагин замолк, удивленно посмотрел на унтера и начал медленно подниматься... Бандит, ожидавший унтера во дворе, услышал какой-то шум наверху. Он поднял голову и увидел, как унтер, выбив собственным телом раму, вылетел в окно. Удар оземь был сильным, однако унтер резво поднялся и, не разгибаясь, подбежал к своему коню. - Ты чего? - спросил бандит. - Да у него гранаты другой системы, сказал он как можно непринужденней и, взобравшись на коня, поскакал прочь. Один из бандитов по приказу Абдуллы влез по лестнице на нефтяную цистерну, стоявшую поодаль на путях, отвинтил крышку люка и заглянул внутрь. Цистерна была полна нефтью. - Нефть! - крикнул он. - Много! Абдулла зловеще усмехнулся. Внутри бака было темно. Шум и крики, доносившиеся снаружи, вдруг стихли. И тогда стали слышны слабые всхлипывания женщин. Сухов зажег спичку, поднял ее над собой. Он сидел посреди бака. Вокруг сидели женщины. - Только не реветь, - предупредил Сухов. Женщины притихли. Подозрительная тишина снаружи не нравилась Сухову... Спичка потухла. Сухов зажег еще одну, ободряюще улыбнулся женщинам. Тишина угнетала его. - Абдулла! - крикнул Сухов. Ему никто не ответил. - Абдулла! - позвал он еще. - Ну? - послышалось после паузы. - Там Рахимова не видно? Он должен скоро прибыть. - Ничего, - ответил Абдулла. - Я еще успею тебя поджарить. Снаружи раздался скрежет лопат о стенки бака. - Быстрей!.. Быстрей!.. - подгоняли помощники Абдуллы бандитов, которые по цепочке передавали ведра с нефтью от цистерны к баку, в котором сидел Сухов. Бак уже опоясывала канава. Больше чем наполовину она была заполнена нефтью. Измазанные с головы до ног бандиты опоражнивали в нее ведро за ведром, поливали нефтью стенки бака... Метрах в двухстах от берега качалась на волнах лодка Верещагина. Верещагин сидел на веслах. Настасья торопливо бросала в воду гранаты, пулеметные ленты... - Житья от них нет, - ворчала она, тяжело переводя дыхание. - Тем гранаты, этим пули, чтобы их чума унесла... Последним был утоплен пулемет... Бандиты продолжали поливать бак нефтью. - Быстрей, быстрей!.. Да не расплескивай, рожа! Я те морду расквашу! - прыгал вокруг них унтер. От моря к баку подошел Верещагин. - Давненько тебя не видел, Абдулла, - сказал он, с удивлением наблюдая за суетней бандитов. - Давно, - согласился Абдулла. - Все кочуешь? Стреляешь? - Старый стал, - улыбнулся Абдулла. - Ленивый. А помнишь, какой я был? - Были времена, - сказал Верещагин. - А что это, люди твои, никак запалить что хотят? - Да вот забрался один приятель - не выходит. Тут Верещагин понял, что задумал Абдулла. - Федор, - позвал он Сухова. - Федор, Петруха с тобой? - Убили Петруху, Павел Артемьич. Зарезал Абдулла, - ответил из бака голос Сухова. Верещагин обернулся к Абдулле. Глаза его недобро сверкнули... Но тут его позвала с берега жена. Верещагин помешкал некоторое время и все же пошел к берегу. - Иди, иди, - одобрительно сказал ему вслед Абдулла. - Хороший дом, хорошая жена - что еще надо человеку, чтобы встретить старость?.. Верещагин пришел домой. Он сидел на скамейке во дворе, а Настасья хлопотала по хозяйству. - Засиделись мы... Первым же баркасом в Астрахань пойдем. Могилку сыну поправить пора. Позаросла, поди, совсем, ну кто за ней смотрит? А в церкви, почитай, второй год как не были. Грех ведь. А рубаху наденешь с вышивкой. Настасья вошла в дом. Верещагин, очнувшись от одолевших его раздумий, встал, посмотрел ей вслед. - Я как тебя в этой рубахе увижу, так сразу все в памяти встает. И как в Царицыне, в лазарете, свиделись, и как с германской ты вернулся... - доносился из комнаты ее голос. Верещагин неслышно поднялся по лестнице, повернул ключ в замке и спрятал его под половик. - Паша, а ты пароход "Князь Таврический" помнишь? Ой! А в Казани на ярмарке-то как ты этого штабс-капитана... - продолжала говорить за припертой дверью Настасья. От баркаса к нефтяным бакам бежали несколько бандитов с огромными факелами... По пустыне медленно ехал Саид. Худое лицо его было мрачным. Оглянувшись, он увидел пламя и черный столб дыма, возникший в небе. Постояв, он повернул коня и галопом помчался назад, к Педженту. Вокруг бака бушевало пламя. Сухов и женщины задыхались от жары. Они сгрудились, тяжело дыша, в центре бака, подальше от горячих стен. - Абдулла! - из последних сил закричал Сухов. - У тебя ласковые жены!.. Мне с ними хорошо! - Я дарую тебе их!.. - также весело ответил Абдулла. - Сейчас я подбавлю им огня, и тебе будет совсем хорошо! Женщины теряли сознание. А нефть подливали и подливали... Абдулла наслаждался. Но тут сквозь треск огня до него донесся хриплый голос. Это кричал Верещагин с баркаса. - Слышь, Абдулла! - кричал таможенник. - Не много ли товару взял? И все, поди, без пошлины? Оторвавшись от огня, Абдулла увидел на баркасе, среди тюков с награбленным добром, могучую, облепленную мокрой рубахой, фигуру Верещагина. - Так нет же никого в таможне. Кому платить - неизвестно. Хочешь, мы заплатим золотом? - спросил Абдулла. - Ты ведь меня знаешь, Абдулла, я мзду не беру. Мне за державу обидно! - прокричал в ответ Верещагин. Абдулла соскочил с коня. - Аристарх, - обратился он к бандиту в красной рубахе-косоворотке, - договорись с таможней. Аристарх выстрелил. Пуля разбила стекло рубки прямо над головой Верещагина. Осколок стекла порезал ему лоб. Верещагин вытер кровь с лица и усмехнулся. Несколько бандитов бросились к баркасу. К Абдулле подъехал унтер, измазанный с ног до головы нефтью. - Надо отчаливать, ага, Рахимов скоро будет, - сказал он Абдулле, склонившись к нему с седла. - Они и так подохнут. - Нет, - покачал головой Абдулла. - Я должен увидеть их мертвыми. Он хотел добавить еще что-то, но умолк, потому что откуда-то сверху раздался голос Саида: - Абдулла, потуши огонь! Это говорю я, Саид!.. Я жду! Абдулла вздрогнул, повернулся. Бандиты замерли. На крыше ближайшего к бакам дома стоял Саид с пулеметом. - Разве мы с тобой враги, Саид! - спросил Абдулла и, сделав глазами знак унтеру, упал на песок. Унтер вскинул винтовку, но Саид, опередив, срезал его короткой очередью. Абдулла перекатился за бак. Часть бандитов, открыв стрельбу, бросилась к дому. Саид залег на крыше и длинной очередью расстрелял несколько человек. Бандиты, разделившись на две группы, пошли в обход. Пламя вокруг бака опало. - Нефть!.. Лейте нефть! - закричал Абдулла. Бандиты снова бросились к цистерне с нефтью, но Саид прицельным огнем не давал им забраться на нее. Обессиленный, полузадохшийся Сухов с трудом добрался по внутренней лесенке бака до люка и долго выдергивал из скобы лом, которым была закрыта крышка изнутри. Когда ему наконец удалось это сделать, он поднялся еще на одну ступеньку и, упершись головой в крышку, откинул ее. Вывалившись наполовину из люка, он несколько раз жадно глотнул воздух, пришел в себя, посмотрел вокруг, оценил обстановку... Саид уже кружил на коне между баков, преследуемый десятком бандитов... На баркасе с упоением сражался Верещагин. Он встречал влезающих на борт бандитов то кулаком, то выстрелом, снова отправляя их в море. Сухов припал к пулемету. Первой же очередью ему удалось разметать преследователей Саида. И тут же шквал огня обрушился на него. Сухов завертелся в люке, как в танковой башне, стреляя по бросившимся к баку бандитам. - Верещагин, уходи с баркаса! - крикнул он что было сил, воспользовавшись коротким затишьем. Но Верещагин не слышал его, упоенный боем. Сбив огромной бочкой двух бандитов за борт и бросив им вслед: "Помойтесь, ребята!", он продолжал перестрелку с остальными... Настасья выбралась из дома через окно. Плача навзрыд и ругая сквозь слезы мужа, она побежала к берегу, на выстрелы. Вокруг бака лежали убитые. Заслон из пяти бандитов не давал Сухову соскочить с бака на землю. Остальные бандиты во главе с Абдуллой решили отступить к баркасу. Абдулла первым заметил, что баркас относит в море. Он уже болтался метрах в двадцати от берега. - Пусти их... Да пусти ты их на борт!.. - кричал ему Сухов. - А сам уходи!.. Уходи!.. Но в шуме боя Верещагин так и не услышал его. Саид, уложив коня за нефтяной цистерной, отстреливался от трех бандитов, пытавшихся с разных сторон подобраться к нему. Сухов задумал опасный маневр. Он подполз с пулеметом к краю бака и, выждав момент, вскочил на ноги - тут же раздались выстрелы. Сухов дернулся, выронил пулемет и, взмахнув руками, повалился с пятиметровой высоты на песок. Бандиты бросились к нему. Сухов лежал ничком, широко разбросав руки. Пулемет лежал в полуметре от него. Подпустив бандитов поближе, Сухов рывком схватил пулемет. С обеих сторон загремели выстрелы. Бандиты упали, срезанные очередью, - на доли секунды Сухов опередил их. Бандиты во главе с Абдуллой, разделившись на две части, бросились в море и полезли на баркас одновременно с двух бортов. От баков к берегу бежал Сухов с пулеметом в руках... Только троим бандитам и Абдулле удалось взобраться на баркас. Одних перестрелял Верещагин; другие, не умевшие плавать, попав на глубину, повернули к берегу, где их встречал пулеметными очередями Сухов. Настасья, подбежав к лодке, с трудом столкнула ее в воду и поплыла вдоль берега к баркасу. Трое бандитов и Абдулла засели на носу. Верещагин лежал на корме за тюком с коврами и стрелял оттуда, не давая людям Абдуллы спуститься в люк и завести мотор. Абдулла приказал поднять парус. Бандитам удалось выполнить его приказ, но это стоило им жизни - Верещагин стрелять умел. Теперь на баркасе остались в живых лишь два человека: Верещагин и Абдулла. Они были ранены. Верещагин в руку, Абдулла в левый бок. Рана, не беспокоившая Абдуллу вначале, теперь причиняла страдания, кровь лилась из нее, не останавливаясь, и уже окрасила халат от пояса до подола. Абдулла тяжело дышал. Увидев ползущего в его сторону Верещагина, он выстрелил несколько раз кряду, но промазал. Верещагин неумолимо надвигался на него... Потерявший управление баркас медленно кружил по воде. Абдулла прикрыл глаза - боль в боку, затруднявшая дыхание, и потеря крови дали о себе знать. Небо, море, палубные надстройки, Верещагин, появляющийся из-за них то тут, то там, сместились, потеряли цвет и очертания и слились в одну размытую цель, в которую Абдулла одну за другой всаживал пули... В последнюю секунду просветления он увидел Верещагина почти перед собой. Абдулла попытался выстрелить, но не смог - пальцы не слушались его. Тогда, оттолкнувшись от палубы животом и локтями, он бросил себя за борт. Верещагин не стал стрелять в него. Он видел, как долго не появлялся на поверхности Абдулла, как, вынырнув на мгновение, он жадно глотнул воздух, тотчас же погрузился в воду и опять очень долго не появлялся... Потом Верещагин увидел жену. Она из последних сил гребла к баркасу. Он весело помахал ей рукой. Посмотрел на берег и увидел Сухова, который что-то кричал ему. - Сейчас подойдем поближе, Федор Иванович, - сказал Верещагин и пошел в трюм. Запустив мотор, он поднялся наверх, подошел к штурвалу. Развернул баркас. Легко ворочая штурвалом одной рукой, он повел отвоеванный баркас к берегу. Последним, кого он увидел, был Абдулла, который еще не утонул и отчаянно пытался хоть сколько-нибудь приблизиться к берегу. - Прыгай! - кричал с берега Сухов. - Прыгай, взорвешься! Но за шумом двигателя Верещагин не слышал крика. Через сорок две секунды раздался взрыв. Стена огня и воды поднялась высоко вверх и упала. Взрывная волна опрокинула лодку с Настасьей. Сухов сел на песок, схватившись за голову. От бака к воде спешили женщины гарема. Подбежав к Сухову, они остановились неподалеку, кутаясь в свои чадры. Сухов поднял голову, посмотрел на женщин. Увидел их глаза, испуганно устремленные к морю. Обернувшись к воде, он увидел Абдуллу, который боролся с волнами уже у самого берега. Вода была ему по пояс, но встать на ноги он не мог и передвигался то вплавь, то ползком. На мели ему все же удалось приподняться. Он тяжело дышал, стоя на коленях, метрах в десяти от Сухова и женщин. Взгляды их встретились. Ценой огромного усилия Абдулла заставил себя встать на ноги. Ему удалось сделать три шага, женщины в ужасе попятились. Абдулла сделал еще один шаг и рухнул лицом в песок. Бывшие жены медленно подошли к Абдулле. Сухов видел, как они окружили его и, не смея дотронуться, тоскливо и однотонно завыли... Из воды вышла и пошла куда-то прочь от Педжента потрясенная Настасья. Утром следующего дня на площади перед станцией Сухов прощался с отрядом Рахимова, пришедшим ему на помощь, и бывшим гаремом Абдуллы. Дымила походная кухня. Сухов воткнул свою палку-часы в песок и определил время: - Шесть часов, - сказал он. - Пора! - Может, обождешь? - спросил Рахимов. - Денька через три мы бы тебя в Ташкент доставили, а там - поезда. - Нет, - сказал Сухов. - Я напрямик пойду, по гипотенузе... Дойду до Астрахани, а оттуда по воде до Нижнего рукой подать. - Ну хоть коня возьми. - Не-е... С ним хлопот - кормить надо. Прощай! Сухов пожал руку Рахимову и повернулся к женщинам. Они тихо плакали, по щекам их текли слезы. Он по очереди пожал им всем руки. - Прощай, Джамиля... Прощай, Гюзель... Прощай, Хафиза... Прощай, Зухра... - назвал он всех восемь по именам. - Не надо плакать, - улыбнулся им Сухов. - Может, еще встретимся. Извините, коли что не так. Он подтянул "сидор" с подоткнутыми под веревки сапогами и пошел. - Спасибо тебе! - крикнул ему вдогонку Рахимов. - Не за что, - ответил Сухов. Он уходил не торопясь, нормальным походным шагом. Рядом ехал на своем коне Саид. - Ты как с Джевдетом? Может, помочь? - спросил Сухов, когда они отошли от берега подальше и не стало видно моря. - Нет, Джевдет мой, - возразил Саид, - Встретишь - не трогай. - Ну что ж, тогда счастливо! - сказал Сухов и пошел по направлению к Астрахани. Он шел по пустыне напрямик. "Добрый день, веселая минутка. Здравствуйте, Катерина Матвеевна. На прошедшие превратности не печальтесь, видно, судьба моя такая. Однако ничего этого больше не предвидится, а потому спешу сообщить вам, что я жив, здоров, чего и вам желаю..."

Изменено 24 Ноября 2006 пользователем Рахметова

[гость незванный]

Автор - просто гений

ВИНОВАТ, ИСПРАВЛЮСЬ (The hang of it)

12 июля 1941 г.

Перевод Т. Бердиковой, 1996 г.

Наша страна лишилась едва ли не самого многообещающего игрока в

китайский бильярд, когда моего сына Гарри призвали в армию. Как его отец, я,

конечно же, сознаю, что Гарри не вчера родился, но, стоит мне взглянуть на

мальчика, и я готов дать голову на отсечение, что это случилось в начале

прошлой недели. Короче, армия заполучила еще одного Бобби Петита.

Когда-то, в 1917, Бобби Петит здорово смахивал на нынешнего Гарри.

Петит был тощий мальчишка родом из Кросби в Вермонте -- это тоже в

Соединенных Штатах. Некоторые парни из его роты даже считали, что

вермонтский кленовый сироп еще не обсох у него на губах.

За обучение новобранцев в той роте, в 1917, отвечал сержант Гроган.

Ребята в лагере стоили разнообразнейшие догадки насчет происхождения

сержанта -- догадки настолько умные, точные и приличные, что, думаю, не

стоит повторять.

Итак, в первый день армейской службы Петита сержант обучал взвод

приемам строевой подготовки с оружием. Петиту был известен свой собственный,

хитроумный способ обращения с винтовкой. Когда сержант скомандовал: "Оружие

на правое плечо!", Бобби Петит поднял оружие к левому плечу. Когда сержант

приказал: "На грудь!", Петит послушно взял оружие "на караул".

Это был верный способ привлечь внимание сержанта, и он подошел к

Петиту, улыбаясь.

- Эй, тупица, - приветствовал Петита сержант, - что с тобой?

Петит рассмеялся.

- Я иногда путаюсь, - коротко объяснил он.

- Как тебя зовут, детка? -- спросил сержант.

- Бобби. Бобби Петит.

- Ну что ж, Бобби Петит, - сказал сержант, - я буду звать тебя просто

Бобби. Я к мужикам всегда обращаюсь по имени. А они меня зовут мамашей. Как

у себя дома.

- О! -- ответил Петит.

Так и пошло. У всякого взрывателя два конца -- один для поджигания, а

другой набит тротилом.

- Слушай, Петит! -- гаркнул сержант. -- Мы с тобой не в пятом классе

обучаемся! Ты должен знать, что левое плечо у тебя одно и что оружие "на

грудь" не то же самое, что "на караул". Что это с тобой? У тебя мозгов нет?

- Виноват, исправлюсь! -- пообещал Петит.

На следующий день мы натягивали палатки и складывали вещмешки. Когда

сержант подошел проверить, оказалось, что Петит вообще не потрудился загнать

колышки в землю. Придравшись к эдакой мелочи, сержант одним махом снес

маленький полотняный домик Бобби Петита.

- Петит, - прошипел сержант. -- Ты... точно... самый... тупой... самый

глупый и неловкий парень из всех, кого я знаю. Ты спятил, Петит? У тебя что,

мозгов нет?

Петит пообещал:

- Виноват, исправлюсь!

Потом все сложили вещмешки. Петит сложил свой, как ветеран -- ну прямо

один из "Парней в голубом". Сержант подошел проверить. Был у него славный

обычай -- зайти сзади и, лихо размахнувшись, как дубинкой, вмазать рукой по

естественному противовесу, который имеется ниже спины у сына любой матери.

Он заинтересовался мешком Петита. Подробности я опущу. Скажу только,

что все разлетелось по сторонам, кроме последних пяти сегментов позвоночника

Бобби. Звук был отвратительный. Сержант нагнулся, чтобы посмотреть на своего

подопечного, вернее, на то, что от него осталось.

- Да, Петит. Много я встречал идиотов в своей жизни, - поделился

сержант. -- Много. Но тебя, Петит, ни с кем не сравнишь. Потому что ты --

самый большой идиот!

Петит стоял перед ним на трех конечностях.

- Виноват, исправлюсь! -- ухитрился пообещать он.

В первый день на стрельбище шесть человек стреляли одновременно по

шести мишеням из положения лежа. Сержант прохаживался туда-сюда, проверяя

готовность к стрельбе.

- Эй, Петит, каким глазом ты смотришь в прицел?

- Не знаю, - сказал Петит, - кажется левым.

- Смотри правым! -- взревел сержант. -- Петит, ты отнимаешь у меня

двадцать лет жизни. Что с тобой? У тебя нет мозгов?

Но это еще что! После того как ребята выстрелили и мишени придвинули,

всех ожидал веселый сюрприз. Петит всадил все пули в мишень соседа справа.

Сержанта чуть удар не хватил.

- Петит, - сказал он, - тебе не место в армии, где служат люди. У тебя

шесть ног. У тебя шесть рук. У остальных только по две!

- Виноват, исправлюсь! -- сказал Петит.

- Чтобы я этого больше не слышал! Или я тебя убью. Я тебя правда убью,

Петит! Потому что я ненавижу тебя, Петит. Слышишь? Ненавижу!

- Серьезно? -- спросил Петит. -- Не шутите?

- Не шучу, братец, сказал сержант.

- Вот увидите, я исправлюсь, - пообещал Петит. -- Обязательно. Я не

шучу. Честно. Мне нравится в армии. Я еще стану полковником, не меньше. Не

шучу.

Разумеется, я не рассказал моей жене, что наш сын Гарри похож на Боба

Петита, каким тот был в 1917. Но он здорово похож. Дело в том, что у

мальчика нелады с сержантом в Форт-Ирокезе. если верить моей жене,

Форт-Ирокез пригрел на своей груди одного из самых упрямых и злых старших

сержантов в стране. Вовсе не обязательно, твердит моя жена, жестоко

обращаться с мальчиками. Нет, Гарри не жалуется. Ему нравится в армии, но он

не может угодить этому зверю, старшему сержанту. У него еще не все

получается, но он обязательно исправиться.

А командир этого полка? От него толку -- ноль, думает моя жена.

Расхаживает с важным видом и ничего больше. Полковник должен помогать

мальчикам, следить, чтоб злой старший сержант не издевался над ними, не

подавлял силу воли. Полковник, думает моя жена, обязан не только ходить

туда-сюда.

Так вот, в воскресенье, несколько недель тому назад, у ребят из

Форт-Ирокеза был первый весенний смотр. Мы с женой стояли на трибуне, и,

увидев, как шагает наш Гарри, моя жена вскрикнула так, что с меня чуть не

слетела фуражка.

- Он идет не в ногу, - заметил я.

- Ой, ну не надо... - сказала жена.

- Но он идет не в ногу, - повторил я.

- Ах, какое преступление! Ах, давайте его убьем за это. Посмотри! Он

уже идет в ногу. Он сбился всего на минуту.

Потом, когда заиграли национальный гимн и мальчики взяли винтовки "на

караул", один уронил винтовку. Оружие всегда громко брякает, ударяясь о

плац.

- Это Гарри, сказал я.

- Такое может случиться с каждым, огрызнулась жена. -- Потише,

пожалуйста.

Смотр закончился, солдат распустили, и старший сержант Гроган подошел

поздороваться.

- Добрый день, миссис Петит.

- Добрый день, - ответила моя жена очень холодно.

- Думаете, у нашего мальчика есть будущее, сержант?

Сержант улыбнулся и покачал головой.

- Исключено, - сказал он. -- Совершенно исключено, полковник.

[Madam Tani]

Просто читайте, Таня.

Каждый находит свой смысл у Великих...И в каждый период жизни все воспринимается по разному.

Типа, с высоты прожитых лет, как старший товарищ, да? :biggrin:

[Madam Tani]

Тихий дон.

А новую киноверсию "Тихого Дона" смотрели - жуть!!!

На банкете в день милиции обсуждали, как Григорий бросил бурку в глубокий снег и произошло ЭТО. Говорили о пародии на Россию. Я ляпнула: "В книге этого не было". После чего добрая половина профессоров решилась объяснить мне, как было все на самом деле. Предложение не удалось снять с повестки дня. Пришлось слушать цитаты про секс во ржи, но не снег был, а изморозь, изморозь...

Надо будет перечитать!

[В.К.]

Однако, сегодня Зима официально началась...Осень кончилась.

Осенняя

(С) "ДДТ"

Небеса на коне, на осеннем параде

Месят тесто из тех, кто представлен к награде

А по ящику врут о войне...

Я живу на весах в это качество года

Моя песня, наверно, дождливого рода

Моя песня не спета

И не одета...

Моя песня - ответ письмам Анны и Лизы

Брызги ветра висят на промокших карнизах

Собрала их губами Весна

И исчезла она ...

Я с бедой на плечах, доползу до дороги

Умереть - ничего, если выпить немного

Но мешает уйти от тебя

Наше Я...

Где опасность и бред, там живые могилы

Нас за верность и хлеб поднимают на вилы

Этой осенью платим за свет

Пляшем на виражах, повороты веками

И никому нет конца, даже тем, кто не с нами

Наша песня с тобой в облаках ...

И пока ничего, ничего не случилось

Я вчера еще помнил, что жизнь не приснилась

Этой осенью стала она

И если вокруг одно лихо

И если кругом слишком тонко

Люби всех нас, Господи, тихо

Люби нас всех, Господи, громко ....

Иногда наша жизнь зарастает цветами

Это значит, мой друг, Он прошел между нами

Но увидеть его нелегко...

Изменено 19 Января 2007 пользователем Владимир К

[Madam Tani]

Очень давно и, как видится, во время и не зря, прочла эту вещь Джека Лондона. Кто-то не любит этого писателя за лишние детали. Но таков приключенческий жанр. Роман «Время не ждет» содержит, как мне кажется, важную философскую мысль – ради любви и повседневного счастья можно пожертвовать всеми богатствами мира. Но не каждый способен зарыть идущее ему в руки «золото», сохраняя простое человеческое счастье. Я вынесла из него еще и массу практических советов по распоряжению столь неуловимым явлением действительности, как время.

Джек Лондон

Время не ждет

Перевод В. Топер.

Изд. "Правда", Москва, 1984 г.

OCR Палек, 1998 г.

Человек наделен способностью рассуждать, поэтому он смотрит вперед и

назад.

Часть первая

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Скучно было в тот вечер в салуне Тиволи. У длинной стойки, тянувшейся

вдоль бревенчатой стены просторного помещения, сидело всего пять-шесть

посетителей; двое из них спорили о том, какое средство вернее предохра-

няет от цинги: настой хвои или лимонный сок. Спорили они нехотя, лениво

цедя слова. Остальные едва слушали их. У противоположной стены выстроил-

ся ряд столов для азартных игр. Никто не бросал кости. За карточным сто-

лом одинокий игрок сам с собой играл в "фараон". Колесо рулетки даже не

вертелось, а хозяин ее стоял возле громко гудящей, докрасна раскаленной

печки и разговаривал с черноглазой миловидной женщиной, известной от

Джуно до Форт-Юкона под прозвищем Мадонна. За одним из столиков шла вя-

лая партия в покер - играли втроем, по маленькой, и никто не толпился

вокруг и не следил за игрой. В соседней комнате, отведенной для танцев,

под рояль и скрипку уныло вальсировали три пары.

Приисковый поселок Серкл не обезлюдел, и денег у его жителей было

вволю. Здесь собрались золотоискатели, проработавшие лето на Лосиной ре-

ке и других месторождениях к западу от Серкла; они вернулись с богатой

добычей - кожаные мешочки, висевшие у них на поясе, были полны самород-

ков и золотого песку. Месторождения на Клондайке еще не были открыты, и

старатели Юкона еще не знали способа глубоких разработок и не умели

прогревать промерзлую землю при помощи костров. Поэтому с наступлением

морозов все прекращали поиски, уходили на зимовку в такие крупные посел-

ки, как Серкл, и там пережидали долгую полярную ночь. Делать им было не-

чего, денег - девать некуда, а развлечений никаких, кроме кабаков и

трактиров. Но в тот вечер салун Тиволи почти пустовал, и Мадонна, грев-

шаяся у печки, зевнула, не прикрывая рта, а потом сказала стоявшему ря-

дом с ней Чарли Бэйтсу:

- Если здесь веселей не станет, я лучше спать пойду. Что случилось?

Весь город вымер, что ли?

Бэйтс даже не ответил и молча продолжал скручивать цигарку. Дэн Мак-

дональд, один из первых кабатчиков и содержателей игорных домов на Юко-

не, владелец Тиволи и всех его азартных игр, побродил, как неприкаянный,

между столами и опять подошел к печке.

- Кто-нибудь умер? - спросила Мадонна.

- Похоже на то, - ответил хозяин.

- Должно быть, все умерли, - заключила Мадонна и опять зевнула.

Макдональд, усмехаясь, кивнул головой и уже открыл было рот, чтобы

ответить, как вдруг входная дверь распахнулась настежь и на пороге пока-

залась человеческая фигура. Струя морозного воздуха, ворвавшаяся вместе

с пришельцем в теплую комнату и мгновенно превратившаяся в пар, заклуби-

лась вокруг его коленей, потом протянулась по полу, все утончаясь, и в

трех шагах от печки рассеялась. Вошедший снял веник, висевший на гвозде

возле двери, и принялся сметать снег со своих мокасин и длинных шерстя-

ных носков. Роста он был немалого, но сейчас казался невысоким по срав-

нению: огромным канадцем, который подскочил к нему и потряс за руку.

- Здорово, друг! - кричал он. - Рад видеть тебя!

- Здорово, Луи! - ответил новый посетитель. - Давно ли явился? Идем,

идем, выпьем. И расскажешь нам, как там, на Костяном ручье. Ну, давай

лапу еще раз, черт тебя возьми! А где же твой товарищ? Я что-то его не

вижу.

Другой старатель, тоже огромного роста, отделился от стойки и подошел

поздороваться. Вторых таких великанов, как Гендерсон и Луи-француз -

совладельцы участка на Костяном ручье, - не нашлось бы во всей округе, и

хотя они были только на полголовы выше нового гостя, рядом с ними он ка-

зался низкорослым.

- Здорово, Олаф, тебя-то мне и нужно, - сказал он. - Завтра мой день

рождения, и я хочу положить тебя на обе лопатки. Понял? И тебя, Луи. Я

могу всех вас повалить, недаром завтра мой день рождения. Понятно? Идем

выпьем, Олаф, я тебе сейчас все объясню.

С приходом нового посетителя по салуну словно живое тепло разлилось.

- Да это Время-не-ждет! - воскликнула Мадонна, первой узнавшая его,

когда он вышел на середину комнаты.

Весь роман можно посмотреть здесь: http://lib.kiev.ua/books/5/711n1.html

[Гость Сакура]

Недавно услышала песню группы "Ялла" - оказалось, что песня написана по мотивам стихотворения Омар Хаяма:

"Ах, сколько раз, вставая ото сна,

Я обещал, что впредь не буду пить вина,

Но нынче, господи, я не даю зарока:

Могу ли я не пить, когда пришла весна?

Мне часто говорят: «Поменьше пей вина!

В том, что ты пьянствуешь, скажи нам, чья вина?»

Лицо возлюбленной моей повинно в этом:

Я не могу не пить, когда со мной она.

Упреков не боюсь, не опустел карман,

Но все же прочь вино и в сторону стакан.

Я пил всегда вино - искал услады сердцу,

Зачем мне пить теперь, когда тобою пьян!"

[Вовун]

Новый год

Мы у ворот. Эй, отворяй, охрана!

Ровно в двенадцать нам разрешают вход.

Мокрый от пены, и, безусловно, пьяный,

Я удираю в новый грядущий год.

С треском разбив елочные игрушки

Рвётся к столу общество-ассорти.

Мне хочется стать взрывчатою хлопушкой

И расстрелять всех вас залпами конфетти.

Но нужно включиться, и - раз-два-три! - веселиться.

А лучше всего напиться вдрызг

Чтоб рухнуть под стол пластом.

Кто-то из женщин в маске лисицы

Приветливо машет мне своим пушистым хвостом.

Там, наверху, счетчик стучит все чаще.

Там, наверху, скоро составят счет.

Кто-то открытку бросил в почтовый ящик.

Может быть, ангел, а может быть - пьяный черт?

В этом году мне нужен черт лохматый.

Я с ним охотно чокнусь левой рукой.

Я объявляю восемьдесят пятый

Годом серьезных мер по борьбе с тоской.

Но в комнате пусто, смазаны краски.

Слышен могучий храп за стеной.

Кто-то из женщин сбрасывает маску

И остается рядом со мной.

Как хорошо, когда некуда торопиться.

Славно проспать первый январский день.

Надо бы встать, чтобы опохмелиться,

Надо бы встать, но подниматься лень.

Город укрылся белой мохнатой шубой.

В мире объявлен длительный снегопад.

Лень одеваться, бриться и красить губы.

Но все равно нам нужно открыть мускат.

И мы засыпаем. Что нам приснится?

Лес и дорога, конь вороной.

Кто-то из женщин в маске лисицы

Утром проснется рядом со мной.

Кто-то из женщин быстро с постели встанет,

Выгладит платье и подойдет к столу.

Кто-то из женщин все по местам расставит.

Где-то в углу на кухне найдет метлу.

Кто-то из женщин ловко сметет осколки.

Вымоет чашки с мылом и кипятком.

Снимет игрушки. Выбросит наши елки.

И, не прощаясь, щелкнет дверным замком.

А солнце все выше, и скоро растает.

Деды Морозы получат расчет.

Сидя на крыше, скорбно глотает

Водку и слезы мой маленький черт.

Александр Башлачев