"О нас,математиках, говорят как о сухарях!"

[В.К.]

Может быть, не всем будет понятно...

Время это ушло.

На мой взгляд, - очень красивая повесть о Любви, чувстве достаточно редком...

_______________________________________________________________________

Юрий Поляков(С)

"Апофегей"

Отрывок из повести

(Всю повесть можно скачать ниже)

Источник твой да будет благословен,- и утешайся женою юности твоей,

любезною ланью и прекрасною серною: груди ея да упояют тебя во

всякое время, любовью ея услаждайся постоянно...

Книга притчей Соломоновых

...Болтали о кафедральных делах, травили анекдоты, Желябьев рассказал смешную историю о том, как во время защиты его бывшей жены комендант привел в актовый зал команду тараканоотравителей в белых халатах, марлевых повязках и с опрыскивателями в руках. Кто-то что-то перепутал. Слабенькая

воспитательница внимательно слушала, хихикала и безуспешно старалась подцепить с тарелки скользкий маринованный гриб, после очередной неудачи она удивленно подносила к глазам и недоверчиво рассматривала вилку.

Потом доцент, писавший докторскую о гражданской войне на Украине, ни с того ни с сего сообщил, что, по его глубокому убеждению, Нестор Иванович Махно напрасно повернул тачанки против Советской власти, осерчав на нехорошее отношение комиссаров к крестьянам. Если б не этот глупый шаг,

батька так и остался бы легендарным героем, вроде Чапая, кавалером ордена Красного Знамени, а Гуляй Поле вполне могло называться сегодня Махновском.

"А тамошние дети,- подхватила Надя,- вступая в пионеры, клялись бы: "Мы, юные махновцы..."

Отсмеявшись, Желябьев посерьезнел и сообщил, что все это, конечно, так, но время для подобной информации еще не пришло и вообще народное сознание не сможет переварить всей правды о гражданской войне. "Во-первых,- без тени улыбки возразила Надя,- народное сознание - не желудок, а во-вторых, не

нужно делать из народа дебила, который не в состоянии осмыслить то, что сам же и пережил!" Доцент в ответ только покачал головой и выразил серьезные опасения по поводу научных перспектив аспирантки Печерниковой. Потом с галантностью потомственного интеллигента он предложил совершенно одуревшей

от алкоголя и светского обхождения воспитательнице пройти в другую комнату и взглянуть на уникальное издание Энгельса с восхитительными бранными пометками князя Кропоткина. Они удалились в библиотеку.

Надя, прикусив губу, разглядывала фамильный серебряный нож с ручкой в виде русалки, а Чистяков, потея от вожделения и смущения, вдруг придвинулся к ней и неловко обнял за плечи. "Мне не холодно",- спокойно ответила она, удивленно глянула на Валеру и высвободилась. Они посидели молча. В библиотеке что-то тяжко упало на пол. "Полный апофегей!" - вздохнула Надя. "Что?" "Это я сама придумала,- объяснила она.- Гибрид "апофеоза" и "апогея". Получается: а-по-фе-гей..." "Ну и что этот гибрид означает?" - спросил

Чистяков, непоправимо тупевший в присутствии Печерниковой. "Ничего. Просто - апофегей..." "Междометие, что ли?"- назло себе же настаивал Валера. "До чего же доводит людей кандидатский минимум!" - вздохнула Надя и пригорюнилась.

...Уложив студентов, аспиранты и преподаватели собирались в штабном "бунгало", пили чай и вино, валяли дурака, хохотали, а то вдруг начинали до хрипоты спорить о том, например, что означает фраза Чаадаева "Социализм победит не потому, что он прав, а потому, что не правы его враги". Или же разговор уходил в совершенно другую сторону, и аспирант кафедры фольклористики, "сокамерник" Чистякова по общежитию, Юра Иванушкин, старательно акая или окая, рассказывал срамные сказки Афанасьева, пел остросексуальные частушки и однажды уморил общественность, сообщив исконно народную классификацию достоинств мужского имущества: "щекотун" - "запридух" - "подсердечник" - "убивец". С тех пор Иванушкина так и прозвали - Убивец.

Он тогда канал под пейзанина и показательно презирал всех, имеющих московскую прописку. "Вам-то, столичным,- причитал Убивец полудурашливо-полусерьезно,- все само в рот лезет. Опять-таки ЦПКиО имени Горького, гастроном имени Елисеева, метро имени Кагановича... А попробуйте-ка в школу

за десять верст по первопутку побегать... В страну знаний! Волки: у-у-у!"

Валера, ходивший в школу через дорогу, в самом деле начинал себя чувствовать зажравшимся барчуком или, как выражаются в армии, человеком Московской области, сокращенно - ЧМО.

Только потом, через год-два, совсем случайно, подмахивая характеристику, он узнал: жил Убивец в приличном районном центре, родитель его работал ни много ни мало директором крупного мясо-молочного комплекса, а мать начальствовала во Дворце культуры. Элита, правда, уездная...

Спать расходились обычно часа в два-три, а в семь уже вскакивали, умывались ледяной водой и, вибрируя от утреннего холода, расталкивали невменяемо-сонных студентов, которые втихаря тоже колобродили всю ночь. И ведь ничего: завтракали и, как выражалась Надя, бодренько отходили в поля,

трудились, а вечером все начиналось сначала. А теперь вот поспишь вместо положенных восьми часов, скажем, шесть, и целый день скрипишь так, словно тебя палками отвалтузили.

На правах сокафедренника каждую ночь Чистяков провожал Надю до "бунгало", раскланивался и с протокольной учтивостью пожимал на прощанье ее прохладную руку.

Мысль о том, что она снова может одним недоуменным движением освободиться от его вахлацких объятий, заранее вгоняла Валеру в краску и парализовывала все желания. Наде в ту пору нравилось изображать увиденную в каком-то идиотском фил ьме молодую революционную женщину, до беспамятства

влюбленную в слово "товарищ". "До свидания, товарищ! - говорила она на прощание понурому Чистякову.- Товарищ, выше голову! Скоро восстанет пролетариат Германии, товарищ!.." Этим все и заканчивалось.

Однажды, кажется, за неделю до окончания сельхозработ, в поле случилось ЧП - внезапно кончилась тара, те самые гигантские "авоськи", только теперь для "кочанной культуры капуста". Материально ответственный начальник совхозного склада запил, жена выгнала его из дом у, и он исчез вместе со связкой ключей от сарая, где хранилась тара. Работа встала, студенты разбрелись кто куда, и тогда Чистякова отправили ходоком к начальству в центральную усадьбу, поручив заодно купить аспирину и еще чего-нибудь для

простудившейся Наденьки Печерниковой.

Валера на попутке добрался до дирекции, устроил там бурю, пообещал поснимать с должностей и все спрашивал, где у них тут телефон, чтобы позвонить в обком партии, хотя, честно говоря, в те времена имел смутное представление о том, что это такое, если не считать Надиного выраженьица: "Обком звонит в колокол". Встревоженные буйным аспирантом, всуе упоминающим священную аббревиатуру, совхозные начальники стали названивать в свое неблагополучное подразделение, подняли всех на ноги - и кладовщик был найден: он спал в том самом сарае на тех самых "авоськах" за дверьми, запертыми снаружи на большой амбарный замок, причем связка ключей мистически оказалась в кармане его телогрейки.

Уладив производственный конфликт, Чистяков заглянул в аптеку, добыл аспирина и горчичников, в сельпо ему "свешали" полкило засахарившегося, похожего на топленое масло меду, а в книжном магазине рядом с автобусной остановкой в свалке произведений писателей- гертруд (так Надя называла Героев Социалистического Труда) он нашел книжечку своего любимого Бунина с несколькими рассказами из "Темных аллей".

В лагере было пустынно, только с кухни слышался смех и запах подгоревшей гречки: кашеварили первокурсники, которые и яичницу-то толком пожарить не умели. У забора два упитанных серых кота, сблизив морды, зловеще гундели, но не решались начать драку.

Надя, очень серьезная, лежала в постели и читала с карандашом в руке, на ней был свитер, она была бледнее, чем обычно, губы запеклись. Чистяков с больничными предосторожностями скорбно присел на край кровати, положил на тумбочку лекарства, мед и проговорил: "Бедная Надежда Александровна!"

"Ничего, товарищ! Я вернусь в строй, товарищ!" - улыбнувшись, отозвалась она охрипшим голосом. "Может, еще чего принести?" - спросил Валера. "Большое вам спасибо, товарищ!" - вымолвила Надя и закашляла. "Пожалуйста",- ответил Чистяков и машинально, проверяя температуру, приложил ладонь к ее лбу, и

вдруг ему почудилось, что Надя не отстранилась, а, наоборот, чуть-чуть даже подалась навстречу его руке. "Тридцать восемь,- пробормотал он и, словно убеждаясь, провел пальцами по ее щеке.- Определенно тридцать восемь..." И тогда Надя, повернув голову, коснулась шершавыми губами его ладони. Чистяков

почувствовал в теле какую-то глупую невесомость и наклонился к Наде, но она отрицательно замотала головой, отчего ее не скрепленные обычной аптекарской резинкой волосы разметались по подушке: "Нельзя, товарищ... Инфлюэнца!" Даже в такую минуту она дурачилась. Валера ладонями сжал ее лицо и поцеловал

прямо в сухие губы. "Не надо же... Войдут!"- прошептала она. Чистяков на ватных ногах прошагал к двери, набросил крючок и вернулся. Под свитером кожа у нее была горячая и потрясающе нежная. "Занавески, товарищ!" - обреченно приказала Надя, и Валера пляшущими руками задернул шторы с изображением

слонов, перетаскивающих бревна. "Товарищ, что вы делаете, товарищ! - шептала она, обнимая его.- Боже мой, в антисанитарных условиях!" Старая панцирная сетка, совершенно не рассчитанная на задыхающегося от счастья Чистякова, гремела, казалось, на весь лагерь. А в то мгновение, когда они стали "едина плоть", Надя прерывисто вздохнула и тихонько застонала...

Через несколько дней, возвращаясь на автобусах в Москву, сделали в дороге вынужденную остановку: мальчики - налево, девочки - направо. Рядом с Чистяковым- пристроился Убивец. "А ты. Чистюля, шустрый мужик!" - сказал он."Не понял",- отозвался Валера. "Вестимо,- согласился Иванушкин.- Перетрудил

головку-то..." Застегнулся и пошел к автобусу.

После этого разговора счастливые обладатели друг друга посовещались и решили вести себя так, чтобы никто не догадывался об их отношениях, и не потому, что боялись, а просто не хотелось ловить на себе любопытствующие взгляды одряхлевших сексуальных террористов тридцатых годов и слушать их

туманные рассуждения про то, что последнюю кафедральную свадьбу играли в 59-м. "Конспирация, конспирация и еще раз конспирация!" - с исторической картавинкой повторяла Надя.

Печерникова и Чистяков церемонно раскланивались, встречаясь возле дверей факультета, на заседаниях кафедры садились в разных углах комнаты, обедали порознь, даже старались на людях реже приближаться друг к другу, ибо в сущности были очень похожи на два металлических шара из школьного опыта:

сдвинь их чуть ближе - и грянет молния...

Валера, наверное, совсем потерял бы голову, но ему приходилось постоянно ломать ее над вечным вопросом влюбленного советского человека: "Где?" Очень редко, когда Убивец уезжал в свой Волчехвостск к родителям подхарчиться, просачивались в аспирантское общежитие, но Иванушкин имел пакостную привычку приезжать совсем не в тот день, в какой обещал заранее, поэтому следовало быть начеку, а это, как известно, не способствует.

Воротясь с большой спортивной сумкой, полной жратвы, Убивец щедро угощал Чистякова и, глядя, как тот ест, задумчиво рассуждал о том, что научные работницы, должно быть, очень темпераментны, потому что ведут сидячий образ жизни и кровь у них застаивается в малом тазу. Валера, уминая чудную колбасу, которая, по словам Убивца, прямо с папашиного комплекса идет на стол членам Политбюро, не моргнув глазом отвечал, что по этой теории самыми сексуальными являются сотрудницы сберегательных касс. "Почему?" - удивлялся Иванушкин. "Потому что деньги вообще возбуждают",- отвечал Чистяков.

"Вестимо",- соглашался Убивец и, нагнувшись, подбирал с пола оброненную Надину шпильку.

Иногда бог посылал ключи от чьей-то временно пустующей квартиры, и Валере нравилось, как тщательно, всякий раз Надя прибирается перед возвращением хозяев, стирая малейшие следы их великой и простой дружбы, точно сами хозяева и не догадываются, зачем оставляют ключи двум молодым

влюбленным пингвинам. И только в самых исключительных случаях, когда молния готова была жахнуть среди бела дня в многолюдном месте, они ехали в Надину "хрущобу" и полноценно использовали те два часа, которые мамулек проводила со своим новым спутником жизни в синематографе. Это у них называлось

"скоротечный огневой контакт", как у Богомолова в "Августе сорок четвертого".

Надя очень любила всему, в том числе и самому-самому, придумывать смешные прозвища и названия, из чего постепенно и складывался их альковный язык: нельзя же размножаться, как винтики, молчаливой штамповкой! Так, например, осязаемое вожделение Чистякова именовалось - "Голосую за мир".

Упоительное совпадение самых замечательных ощущений получило название "Небывалое единение всех слоев советского общества", сокращенно "Небывалое единение". Последующая физическая усталость - "Головокружение от успехов", регулярные женские неприятности - "Временные трудности", а различного рода любовные изыски - "Введение в языкознание".

Однажды мамулек вкупе с другом жизни на целый день уехала в Загорск - приобщаться к благостыне истинной веры. Наши герои-любовники, естественно, решили воспользоваться такой редкой возможностью и с комфортом разучить доставшийся им на два дня индийский трактат "Цветок персика" в красочном

штатовском издании с картинками и установочными рекомендациями. Но вот в момент "небывалого единения" внезапно раздался звук отпираемой двери и послышались голоса в прихожей. "Опять что-нибудь забыла! - простонала Надя и, набрасывая халат, распорядилась: - Будешь знакомиться! Я их задержу..."

Торопливо и бестолково одеваясь, Чистяков слышал, как за дверью мамулек повествует о том, что на Ярославском вокзале случилась совершенно непонятная трехчасовая пауза между электричками и что в Загорск они решили поехать на будущей неделе, а сегодня посидеть просто дома. Надя пыталась внушить им,

что существует еще, например, Коломенское, куда можно добраться на метро, работающем бесперебойно... Держать мамулька и ее друга жизни в прихожей дольше было неприлично, дверь начала медленно приоткрываться, одевшийся Валера заранее изобразил на лице радость знакомства с родственниками

девушки, за которой имеет счастье ухаживать, а в руки, чтобы скрыть дрожь и волнение, машинально взял "Цветок персика". На супере красовалась цветная фотография юной индийской пары, заплетенной в некий непонятный сладострастный узел. "А это - мой коллега Валерий Павло...- светски начала Надя, но, увидев обложку, осеклась и, давясь от хохота, смогла добавить только одно слово: - Апофегей!"...

Юрий_Поляков._Апофегей.txt

Изменено 8 Октября 2006 пользователем Владимир К

[Гость Mishanya]

- А какие книги ты взял бы с собой на необитаемый остров? Я взяла бы Пруста, Бланшо, Маркеса и Бодлера.

- Я взял бы книги по сельскому хозяйству, ботанический атлас, и медицинский справочник. А ты умрешь.

[Гость qwert]

Может быть, не всем будет понятно...

Время это ушло.

На мой взгляд, - очень красивая повесть о Любви, чувстве достаточно редком...

_______________________________________________________________________

Юрий Поляков(С)

Читала... Когда-то... Давно... В журнале... Журнал назывался, кажется, "Юность"...

Слово "Апофегей" запомнилось и повесть - тоже.

[В.К.]

180 сантиметров назад

(С)Ю.Шевчук

180 сантиметров назад

Мы были одни

Мама, я тебе был так рад

И девять месяцев лили дожди...

И девять месяцев пела вода

И потом обратилась в лёд

И Тот, кто съел пуповину и порвал провода,

Благословил наш первый полёт...

180 сантиметров назад

Над нашей бренной землёй

Гнал лошадей непокорный отряд

Закованный медной бронёй

Империя рушилась, резали власть

Тайны дворцовых теней...

Но земля победила, не позволив пропасть

Превратила нас в стаю камней...

180 сантиметров назад

Ты вышивала следы

По которым пройду я и стану у врат

Града небесной руды...

Золотые дороги в холодном снегу

Я хочу и могу быть живым

И один сантиметр для нас берегу

Мы вырастем следом за ним....

[Madam Tani]

Точно не назову автора, тоже русский рок:

Твои соленые слезы,

Кислые мины,

Душные речи…

Весь этот бред.

Я умираю со скуки, когда меня кто-то лечит!

Ты так хороша:

Нежные пальцы,

Узкие джинсы, шея и плечи,

Но я ненавижу, когда меня кто-то лечит…

А вот Трофим:

Вот и снова мы с тобой наедине.

Горчит зала минувших дней

В этом мире все вращается кругом

Уже давным-давно написан наш роман

А я хочу расставить запятые.

Пожалей меня, пожалей.

В моей судьбе жестокой и нескладной

Лишь от любви твоей по-женски безоглядной

На миг становится хоть чуточку теплей.

Пожалей меня, пожалей.

За все грехи мои скитанья и ошибки.

Как Богородица с печальною улыбкой.

Ты пожалей меня, родная, пожалей.

[Гость qwert]

Пока В.К. нету буду в его теме не бессмертных размещать, бе-бе-бе! Ну и что, что не Дункан Маклауд? Зато мне нравится. Всё стихо не нашла, найду - дозакину!

Давайте орать друг на друга,покуда мы живы

Покуда мы грешны,покуда мы робки и лживы

Покуда мы живы,покуда мы бесимся с жиру

Покуда мы рвемся из дома,зови не зови.

Давайте орать друг на друга и топать ногами

И ссориться из-за всего и швыряться словами

Чтоб не обезуметь,не выгореть,не задохнуться

От нашей немыслимой,невыносимой любви.

[Гость qwert]

Нашла!

Д. Быков

Вот мать, потерявшая сына. В ее комнатушке -

Одни фотографии:

в десять, в двенадцать, в шестнадцать,

а умер он в двадцать,

желтуху схватив "на картошке".

Из армии целым пришел - в институте погиб.

Теперь ему было бы тридцать. Она прозябает

в научном издательстве,

вечно на грани банкротства,

весь день редактирует, на ночь берет переводы,

порой голодает, но жалоб не слышит никто.

И некому слышать. Подруг у нее не осталось,

Друзья ее сына заходят все реже и реже,

У них уже дети, работы, заботы, разводы,

И им все труднее о чем-нибудь с ней говорить:

Они вспоминают о сыне расплывчато, смутно -

все те же словечки, поступки...

Но дело не в этом,

Не в этих повторах.

Он смотрит со всех фотографий,

Больших или малых.

И в комнате трудно дышать.

Никто не выносит такой концентрации горя,

Такого раскаянья. Всякая мать-одиночка

На сына орет, чуть он вырастет из-под опеки.

Она это помнит и медленно сходит с ума.

О Господи, как она кается в каждом скандале,

О, как она просит прощенья за каждое слово,

за каждую вспышку... И если он все это видит,

Он в этой же муке раскаянья тянется к ней.

И это раскаянье их обоюдное, эта

взаимная, слезно-немая мольба о прощеньи

все в комнате полнит,

и в ней невозможно остаться

на час или два - потому что душе невтерпеж.

Душа не выносит такой чистоты обожанья,

Любви невозможной, безмерной,

беспримесной, чистой,

Свободной от всякой обиды, злопамятья, ссоры,

А полной одним неизбывным сознаньем вины.

Когда бы не ссора, не драки,

размолвки, обиды, -

Любви бы никто из живущих на свете не вынес,

Она бы казалась предвестием вечной разлуки,

Поскольку мы все одинаково обречены. (ДА!!!!)

Давайте орать друг на друга, покуда мы живы,

покуда мы грешны, покуда мы робки и лживы,

покуда мы живы, покуда мы бесимся с жиру,

Покуда мы рвемся из дома, зови не зови,

Давайте орать друг на друга, и топать ногами,

И ссориться из-за всего, и швыряться словами,

Чтоб не обезуметь, не выгореть, не задохнуться

От нашей немыслимой, невыносимой любви.

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Гость qwert]

Тоже он Д. Быков

СЧАСТЬЯ НЕ БУДЕТ

Олененок гордо ощутил

Между двух ушей два бугорка,

А лисенок притащил в нору

Мышь, которую он сам поймал.

Галина Демыкина.

Музыка, складывай ноты, захлопывай папку,

Прячь свою скрипку, в прихожей разыскивай шляпку.

Ветер по лужам бежит и апрельскую крутит

Пыль по асфальту подсохшему. Счастья не будет.

Счастья не будет. Винить никого не пристало:

Влажная глина застыла и формою стала,

Стебель твердеет, стволом становясь лучевидным -

Нам ли с тобой ужасаться вещам очевидным?

Будет тревожно, восторженно, сладко, свободно,

Будет томительно, радостно - все, что угодно,-

Счастья не будет. Оставь ожиданья подросткам,

Нынешний возраст подобен гаданию с воском:

Жаркий, в воде застывает, и плачет гадалка.

Миг между жизнью и смертью - умрешь, и не жалко -

Больше не будет единственным нашим соблазном.

Сделался разум стоглазым. Беда несогласным:

Будут метаться, за грань порываться без толку...

Жизнь наша будет подглядывать в каждую щелку.

Воск затвердел, не давая прямого ответа.

Счастья не будет. Да, может, и к лучшему это.

Вольному воля. Один предается восторгам

Эроса. Кто-то политикой, кто-то Востоком

Тщится заполнить пустоты. Никто не осудит.

Мы-то с тобой уже знаем, что счастья не будет.

Век наш вошел в колею, равнодушный к расчетам.

Мы-то не станем просить послаблений, а что там

Бьется, трепещет, не зная, не видя предела, -

Страх ли, надежда ли - наше интимное дело.

Щебень щебечет, и чавкает грязь под стопою.

Чет или нечет - не нам обижаться с тобою.

Желтый трамвай дребезжанием улицу будит.

Пахнет весной, мое солнышко. Счастья не будет.

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Гость qwert]

Ток не орите "Чо так много сразу?". Скоро В.К. вернется - нада всё успеть!

Д. Быков

КУРСИСТКА

(из цикла "Фантазии на темы русской классики")

Анне Пустынцевой

Анна, курсистка, бестужевка, милый дружок,

Что вы киваете так отрешенно и гордо?

Видимо, вечером снова в марксистский кружок

В платьице жертвенно-строгом под самое горло.

Аннушка, вы не поверите, как я устал:

Снова тащиться за вами, любимая, следом,

Снова при тусклой коптилке читать "Капитал",

Будто не зная других развлечений по средам!

Дети дьячков, не стиравшие воротничков,

С тощими шеями, с гордостью чисто кретинской,

Снова посмотрят презрительно из-под очков

На дворянина, пришедшего вместе с курсисткой.

Кто это злое безумие вам диктовал?

Аннушка, что вам тут делать, зачем среди них вы?

Прежде заладят: промышленность, рынок, товар...

После подпольно сипят про враждебные вихри...

Вследствие этого пенья сулят благодать...

Все же их головы заняты мыслью иною:

Ясно, что каждый бы вами хотел обладать,

Как в "Капитале" товар обладает ценою.

Сдавленным шепотом конспиративно орет

Главный поклонник Успенских, знаток Короленок:

"Бедный народ!" - будто где-нибудь видел народ!

После он всех призывает в какой-то застенок.

Свет керосинки едва озаряет бедлам.

Некий тщедушный оратор воинственней Марса:

Аннушка! Всю свою страсть безответную к вам

В поисках выхода он переносит на Маркса!

Сущий паноптикум, право. Гляди, да дивись.

Впрочем, любимая, это ведь так по-российски -

То, что марксисты у нас обучают девиц,

Или, верней, что в политику лезут курсистки!

Душно мне в Питере, Аннушка. Давит гранит,

Геометрический город для горе-героев.

Ночью, бывало, коляска внизу прогремит,

И без того переменчивый сон мой расстроив,-

Думаешь, думаешь: что вы затеяли тут!

Это нелепо, но все ж предположим для смеха:

Что, если эти несчастные к власти придут?!

...В стенах промозглых ответит гранитное эхо.

Аннушка, милая, я для того и завел

Всю эту речь, чтобы нынче, в ближайшее лето,

Вас пригласить на вакации съездить в Орел:

Аннушка, как мне отчетливо видится это!

В августе яблоки, груши, малина - горой:

Верите ль, некуда деть - отдаем за бесценок.

К вашим услугам отличнейший погреб сырой,

Если вам так непременно охота в застенок.

Будете там запрещенные книжки читать,

Ибо в бездействии ум покрывается ржавью.

Каждую ночку я буду вас так угнетать,

Как и не снилось российскому самодержавью!

...Боже, давно ли?! Проснулся, курю в полумгле.

Дождь не проходит, стекло в серебристых потеках.

Что-то творится сейчас на безумной земле -

Там-то не ведают, где ж разглядеть в Териоках...

Видимо, зря я тогда в эмпиреях парил.

Знаете сами, что я никудышний оратор.

Может быть, если бы вовремя отговорил,

Мне бы спасибо сказал Государь Император.

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Гость qwert]

Д. Быков

ДИАЛОГ

- Как мы любим себя! Как жалеем!

Как бронируем место в раю!

Как убого, как жалко лелеем

Угнетенность, отдельность свою!

Сотню раз запятнавшись обманом,

Двести раз растворившись в чужом -

Как любуемся собственным кланом,

Как надежно его бережем!

Как, ответ заменив многоточьем,

Умолчаньем, сравненьем хромым,

Мы себе обреченность пророчим

И свою уязвленность храним!

Как, последнее робко припрятав,

Выбирая вождей и связных,

Люто любим своих супостатов -

Ибо кто бы мы были без них?

Мы, противники кормчих и зодчих,

В вечном страхе, в холодном поту,

Поднимавшие голову тотчас,

Как с нее убирали пяту,

Здесь, где главная наша заслуга -

Усмехаться искусанным ртом, -

Как мы все-таки любим...

- Друг друга!

Это все перевесит потом.

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Гость qwert]

Д. Быков

Вечно для счастья детали одной,

крохотулечки недоставало!

Вот и сегодня опять за стеной

вместо Вагнера - Леонковалло.

Как от угрюмого "Жизнь прожита"

удержала смешная открытка -

Счастью сопутствует неполнота,

охраняя его от избытка.

Ах, если б веточку эту - левей,

это облако - вверх подтянули,

Ах, если б в паузе пел соловей

(соловьев не бывает в июле),

Чтобы острее, жадней ликовать,

смаковать, как последнюю кружку...

Если бы к нашему счастью кровать!..

Ничего, потерпи раскладушку.

Помнишь, у Мелвилла: сидя в тепле,

надо мерзнуть хоть кончиком пальца?

Как на остылой, постылой земле

напоследок удержат страдальца -

Хоть и ударили пыльным мешком,

но укрыли от медного таза, -

Малою черточкой, беглым штришком

отгорожено счастье от сглаза.

О, незаконченность! Только она!

Только еле заметные сбои!

Жизни, покуда не завершена,

совершенство противно любое.

Эту бы мысль - да в другую строфу,

ибо в этой ее не заметим...

Полно, читатель! Такую лафу?

На халяву? Довольствуйся этим.

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Гость qwert]

Д. Быков

...И ощущенье снятого запрета

Происходило от дневного сна,

И главный корпус университета

Шумел внизу, а тут была она,

Была она, и нам служила ложем

Гостиничная жесткая кровать,

И знали мы, что вместе быть не можем,

И мне казалось стыдно ревновать.

Потом была прекрасная прохлада,

И сумеречно-синее окно,

И думал я, что, в общем, так и надо,

Раз ничего другого не дано:

Ведь если нет единственной, которой,

И всякая любовь обречена...

Дождь барабанил за квадратной шторой,

Смущаясь неприступностью окна,

На коврике валялось покрывало,

И в этом был особенный покой

Безумия, и время застывало,

Как бы на все махнувшее рукой.

И зыбкий мир гостиничного крова,

И лиственные тени на стене -

Божественны, и смысла никакого,

И хорошо, тогда казалось мне.

Все исполнимо, все соединимо,

Когда рекою протекает мимо

Прозрачных окон, полуночных стен,

То ль утешая, то ли обещая,

Медлительная музыка ночная -

И ничего не требует взамен.

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Гость qwert]

Д. Быков

ПОСЛАНИЕ К ЕВРЕЯМ

"В сем христианнейшем из миров

Поэты - жиды."

(Марина Цветаева)

В душном трамвае - тряска и жар,

как в танке, -

В давке, после полудня, вблизи Таганки,

В гвалте таком, что сознание затмевалось,

Ехала пара, которая целовалась.

Были они горбоносы, бледны, костлявы,

Как искони бывают Мотлы и Хавы,

Вечно гонимы, бездомны, нищи, всемирны -

Семя семитское, проклятое семижды.

В разных концах трамвая шипели хором:

"Ишь ведь жиды! Плодятся, иудин корено!

Ишь ведь две спирохеты - смотреть противно.

Мало их давят - сосутся демонстративно!".

Что вы хотите в нашем Гиперборее?

Крепче целуйтесь, милые! Мы - евреи!

Сколько нас давят - а все не достигли цели.

Как ни сживали со света, а мы все целы.

Как ни топтали, как не тянули жилы,

Что не творили с нами - а мы все живы.

Свечи горят в семисвечном нашем шандале!

Нашему Бродскому Нобелевскую дали!

Радуйся, радуйся, грейся убогой лаской,

О мой народ богоизбранный - вечный лакмус!

Празднуй, сметая в ладонь последние крохи.

Мы - индикаторы свинства любой эпохи.

Как наши скрипки плачут

в тоске предсмертной!

Каждая гадина нас выбирает жертвой

Газа, погрома ли, проволоки колючей -

Ибо мы всех беззащитней - и всех живучей!

Участь избранника - травля, как ни печально.

Нам же она предназначена изначально:

В этой стране, где телами друг друга греем,

Быть человеком - значит уже евреем.

А уж кому не дано - хоть кричи,

хоть сдохни, -

Тот поступает с досады в черным сотни:

Видишь, рычит, рыгает, с ломиком ходит -

Хочется быть евреем, а не выходит.

Знаю, мое обращение против правил,

Ибо известно, что я не апостол Павел,

Но, не дождавшись совета, - право поэта, -

Я - таки да! - себе позволяю это,

Ибо во дни сокрушенья и поношенья

Нам не дано ни надежды, ни утешенья.

Вот моя Родина - Медной горы хозяйка.

Банда, баланда, ######, балалайка, лайка.

То-то до гроба помню твою закалку,

То-то люблю тебя, как собака палку!

Крепче целуйтесь, ребята! Хава нагила!

Наша кругом Отчизна. Наша могила.

Дышишь, пока целуешь уста и руки

Саре своей, Эсфири, Юдифи, Руфи.

Вот он, мой символ веры, двигавшей годы,

Тоненький стебель последней моей опоры,

Мой стебелек прозрачный, черноволосый,

Девушка милая, ангел мой горбоносый.

1991

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Гость qwert]

Д. Быков

Если б молодость знала и старость могла -

Но не знает, не может; унынье и мгла,

Ибо знать - означает не мочь в переводе.

Я и сам еще что-то могу потому,

Что не знаю всего о себе, о народе

И свою неуместность нескоро пойму.

Невозможно по карте представить маршрут,

Где направо затопчут, налево сожрут.

Можно только в пути затвердить этот навык

Приниканья к земле, выжиданья, броска,

Перебежек, подмен, соглашений, поправок, -

То есть Господи Боже, какая тоска!

Привыкай же, душа, усыхать по краям,

Чтобы этой ценой выбираться из ям,

не желать, не жалеть, не бояться ни слова,

ни ножа; зарастая коростой брони,

привыкай отвыкать от любой и любого

И бежать, если только привыкнут они.

О сужайся, сожмись, забывая слова,

Предавая надежды, сдавая права,

Усыхай и твердей, ибо наша задача -

не считая ни дыр, ни заплат на плаще,

не любя, не зовя, не жалея, не плача,

Под конец научиться не быть вообще.

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Гость qwert]

Д. Быков

СЕМЕЙНОЕ СЧАСТИЕ

Печорин женился на Вере,

Устав от бесплодных страстей,

Грушницкий женился на Мэри,

Они нарожали детей.

Семейное счастие кротко,

Фортуна к влюбленным щедра:

У Веры проходит чахотка,

У Мэри проходит хандра.

Как жаль, что такого исхода

Безвременье нам не сулит!

Судьба тяжела, как свобода,

Беспомощна, как инвалид.

Любовь переходной эпохи

Бежит от кольца и венца:

Финалы, как правило, плохи,

И сын презирает отца.

Должно быть, есть нечто такое

И в воздухе нашем самом,

Что радость тепла и покоя

Не ладит с угрюмым умом.

Терпите и Бога молите,

Смиряя гордыню свою,

Чтоб Левин женился на Кити

И время вошло в колею!

Когда бы меж листьев чинары

Укрылся дубовый листок!

Когда б мы разбились на пары,

Забыв про бурлящий Восток,

Дразнящий воинственным кликом!

О Боже, мы все бы снесли,

Когда бы на Севере диком

Прекрасные пальмы росли!

Но в Персию едет Печорин,

И зря воровал Азамат,

И воздух простуженный черен,

И автор навек неженат.

Грустить о своих половинах,

Томиться привычной тоской, -

Покамест на наших руинах

Не вырастет новый Толстой.

* * *

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Сторителлер]

я хотел бы уметь контролировать сны...

после душа контрастного

«Хеннеси» грамм 50

растянуть на четыре глотка

сбросить на пол махровый халат

обязательно голым

залезть под навес одеяльный

на спине растянуться

закинуть под голову руки и

с глазами закрытыми

сон себе выбрать

который обязан присниться...

ну допустим свободный полёт над Ла-Маншем

от каштанов Полей Елисейских до

смога вечернего Сохо

или утро в деревне когда

так охота схватить петуха за

луженую глотку но

потом передумать

увидев в реке

восходящее солнце

или встречу в пустом кинотеатре с

Летицией Каста

где из зрителей я и она

а на старом экране «Последнее танго в Париже»

(высока вероятность того

что при этом варианте

не получится лечь на живот)...

я хотел бы уметь контролировать сны...

а ещё я чертовски хочу

хоть кому-то

присниться...

[Гость qwert]

Рассказчик, а это кто был?

В.К. вернется и меня убьет!

В.К., ой, т.е. Д. Быков

Ты непременно сдохнешь, клянусь богами.

Так говорю, отбросив последний стыд.

Все платежи на свете красны долгами.

Я тебе должен, но мне не придется мстить.

Мне наплевать, что время тебя состарит,

Прежде чем сможет выпихнуть в мир иной:

Ты непременно сдохнешь. И это станет

Платой за то, что сделали вы со мной.

Ты непременно сдохнешь, пускай нескоро,

Дергаясь от удушья, пустив мочу,

Сдохнешь и ты, посмевший - но нет, ни слова.

Сдохнешь и ты, добивший - но нет, молчу.

Общая казнь, которою не отменишь,

Общая месть за весь этот сад земной.

Впрочем, и сам я сдохну. Но это мелочь

После того, что сделали вы со мной.

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Гость qwert]

Ну почему мне это так нравится, а?

Д. Быков

* * *

Я не был в жизни счастлив ни минуты.

Все было у меня не по-людски.

Любой мой шаг опутывали путы

Самосознанья, страха и тоски.

За все платить - моя прерогатива.

Мой прототип - персидская княжна.

А ежели судьба мне чем платила,

То лучше бы она была должна.

Мне ничего не накопили строчки,

В какой валюте их не оцени...

Но клейкие зеленые листочки?!

Ах да, листочки. Разве что они.

На плутовстве меня ловили плуты,

Жестокостью корили палачи.

Я не был в жизни счастлив ни минуты!

- А я? со мной? - А ты вообще молчи!

Гремя огнем, сверкая блеском стали,

Меня давили - господи, увидь! -

И до сих пор давить не перестали,

Хотя там больше нечего давить.

Не сняли скальпа, не отбили почки,

Но душу превратили в решето...

А клейкие зеленые листочки?!

Ну да, листочки. Но зато, зато -

Я не был в жизни! счастлив! ни минуты!

Я в полымя кидался из огня!

На двадцать лет усталости и смуты

Найдется ль час покоя у меня?

Во мне подозревали все пороки,

Публично выставляли в неглиже,

А жизни так учили, что уроки

Могли не пригодиться мне уже.

Я вечно был звеном в чужой цепочке,

В чужой упряжке - загнанным конем...

Но клейкие зеленые листочки?! -

О Господи! Гори они огнем! -

И ведь сгорят! Как только минет лето

И дух распада справит торжество,

Их дым в аллеях вдохновит поэта

На пару строк о бренности всего.

И если можно изменить планиду,

Простить измену, обмануть врага

Иль все терпеть, не подавая виду, -

То с этим не поделать ни фига.

...Катают кукол розовые дочки,

Из прутьев стрелы ладят сыновья...

Горят, горят зеленые листочки!

Какого счастья ждал на свете я?

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Сторителлер]

Рассказчик, а это кто был?

Некто "Шарль С. Патриков" с сайта www.stihi.ru. Наткнулся недавно, зацепило.

[Гость qwert]

Вас В.К. тоже убьет! Тут тока Маклауды! А Вы! Стих выше читали?

Ой, люблю я ######ганить! Прям вижу как В.К. зубами скрипит!

Вот - еще!

Д. Быков

ПЕСЕНКА О МОЕЙ ЛЮБВИ

На закате меркнут дома. Мосты

И небес края.

Все стремится к смерти - и я, и ты,

И любовь моя.

И вокзальный зал, и рекламный щит

на его стене -

все стремится к смерти, и все звучит

на одной волне.

В переходах плачется нищета,

Изводя, моля.

Все стремится к смерти - и тот, и та,

И любовь моя.

Ни надежд на чье-нибудь волшебство,

Ни счастливых дней -

никому не светит тут ничего,

Как любви моей.

Тот мир звучит, как скрипичный класс,

на одной струне,

И девчонка ходит напротив касс

От стены к стене,

И глядит неясным, тупым глазком

Из тряпья-рванья,

И поет надорванным голоском,

Как любовь моя.

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Сторителлер]

Вас В.К. тоже убьет! Тут тока Маклауды! А Вы! Стих выше читали?

Ой, люблю я ######ганить! Прям вижу как В.К. зубами скрипит!

А за что убъет-то? Я не в курсе, честно.

Хотя...пусть его скрипит. Зубы у него железные :cheer:

[Гость qwert]

Придется Вам еще раз стихи процитировать ( от имени В.К., сам-то он ничего сказать не может). Объясняю. Темка - его (В.К.). Он тут тока бессмертных разрешает цитировать, с порносайтов - низ-зя. А В.К. заблокировали, и я тут шалю!

А теперь и Вы нашалили! Выделенные строчки - о Вас!

Рассказчик, а это кто был?

В.К. вернется и меня убьет!

Ты непременно сдохнешь, клянусь богами.

Так говорю, отбросив последний стыд.

Все платежи на свете красны долгами.

Я тебе должен, но мне не придется мстить.

Мне наплевать, что время тебя состарит,

Прежде чем сможет выпихнуть в мир иной:

Ты непременно сдохнешь. И это станет

Платой за то, что сделали вы со мной.

Ты непременно сдохнешь, пускай нескоро,

Дергаясь от удушья, пустив мочу,

Сдохнешь и ты, посмевший - но нет, ни слова.

Сдохнешь и ты, добивший - но нет, молчу. Общая казнь, которою не отменишь,

Общая месть за весь этот сад земной.

Впрочем, и сам я сдохну. Но это мелочь

После того, что сделали вы со мной.

[Гость qwert]

Д. Быков

Ваше счастье настолько демонстративно,

Что почти противно.

Ваше счастье настолько нагло, обло, озорно,

Так позерно, что это почти позорно.

Так ликует нищий, нашедший корку,

Или школьник, успешно прошедший порку,

Или раб последний, пошедший в горку,

Или автор, вошедший бездарностью

в поговорку

И с трудом пробивший в журнал подборку.

Так ликует герцог, шлюху склонивший к браку,

Так ликует мальчик, нашедший каку -

Подобрал и всем ее в нос сует:

- Вот! Вот!

А мое-то счастье клевало чуть-чуть, по зернам,

но и то казалось себе позорным,

Так что всякий раз, выходя наружу

из помещенья,

всем-то видом своим просило прощенья,

Изгибалось, кланялось, извинялось,

над собою тщательно измывалось -

Лишь бы вас не толкнуть, не задеть,

не смутить собою,

И тем более не доставалось с бою.

Да, душа моя тоже пела,

И цвела, и знала уют.

Быть счастливым - целое дело.

Я умею. Мне не дают.

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert

[Сторителлер]

Придется Вам еще раз стихи процитировать ( от имени В.К., сам-то он ничего сказать не может). Объясняю. Темка - его (В.К.). Он тут тока бессмертных разрешает цитировать, с порносайтов - низ-зя. А В.К. заблокировали, и я тут шалю!

А теперь и Вы нашалили! Выделенные строчки - о Вас!

На порносайтах тоже бессмертные попадаются.

Ну а поскольку ВК в углу за примерное поведение, то вот еще немного порноэзии

Потряхивать рубищем пыльным от мыши летучей,

Выстукивать посохом чёрным седые базальты

И всё понимать в этой жизни… Но было бы лучше

Совсем обойтись без унылых и горьких терзаний.

Как хочется зыбкою тенью куда-то прокрасться,

Забросить свой посох постылый за синее море,

Растаять, как делают боги, в далёких пространствах,

В глубинах волшебных, таинственных, тёмных историй -

Под шелест прибоя, под звуки вечерней гитары,

Под пение птиц совершенно нелепых и диких -

Они затаились сегодня за Альфой Центаврой,

Запутались в тайнах курчавых Волос Вероники.

Мне сон приходил про Венеру и Марс не случайно,

Я знаю прекрасно - всегда надо верить наитью,

Мы дети природы, но я её хилое чадо

Могу лишь несмелое выполнить - Вени и Види…

[Гость qwert]

Д. Быков

ТРЕТЬЯ БАЛЛАДА

Десять негритят

пошли купаться в море...

Какая была компания, какая резвость и прыть!

Понятно было заранее, что долго ей не прожить.

Словно палкой по частоколу,

выбивали наш гордый строй.

Первый умер, пошедши в школу,

и окончив школу, второй.

Третий помер, когда впервые

получил ногой по лицу,

Отрабатывая строевые упражнения на плацу.

Четвертый умер от страха, в душном его дыму,

А пятый был парень-рубаха

и умер с тоски по нему.

Шестой удавился, седьмой застрелился,

с трудом достав пистолет,

Восьмой уцелел, потому что молился,

и вынул счастливый билет,

Пристроился у каравая, сумел избежать нищеты,

Однако не избежал трамвая, в котором уехала ты,

Сказав перед этим честно и грубо,

что есть другой человек, -

И сразу трое врезали дуба, поняв, что это навек.

Пятнадцатый умер от скуки,

идя на работу зимой.

Шестнадцатый умер от скуки,

придя с работы домой.

Двадцатый ходил шатаясь,

поскольку он начал пить,

И чудом не умер, пытаясь

на горло себе наступить.

Покуда с ногой на горле влачил он свои года,

Пятеро перемерли от жалости и стыда,

Тридцатый сломался при виде нахала,

который грозил ножом.

Теперь нас осталось довольно мало,

и мы себя бережем.

Так что нынешний ходит по струнке,

охраняет свой каравай,

шепчет, глотает слюнки,

твердит себе "не зевай",

Бежит любых безобразий,

не топит тоски в вине,

Боится случайных связей,

а не случайных - вдвойне,

на одиноком ложе тоска ему давит грудь.

Вот так он живет - и тоже

подохнет когда-нибудь.

Но в этой жизни проклятой

надеемся мы порой,

Что некий пятидесятый,

а может быть, сто второй,

Которого глаза краем мы видели пару раз,

Которого мы не знаем, который не знает нас, -

подвержен высшей опеке,

и слышит ангельский смех,

И потому навеки останется после всех.

Изменено 19 Октября 2006 пользователем qwert