"О нас,математиках, говорят как о сухарях!"

[В.К.]

Евгений Евтушенко(С)

...Ты спрашивала шепотом:

"А что потом?

А что потом?"

Постель была расстелена,

и ты была растеряна...

Но вот идешь по городу,

несешь красиво голову,

надменность рыжей челочки,

и каблучки-иголочки.

В твоих глазах -

насмешливость,

и в них приказ -

не смешивать

тебя с той самой,

бывшею,

любимой

и любившею.

Но это -

дело зряшное.

Ты для меня -

вчерашняя,

с беспомощно забывшейся

той челочкою сбившейся.

И как себя поставишь ты,

и как считать заставишь ты,

что там другая женщина

со мной лежала шепчуще

и спрашивала шепотом:

"А что потом?

А что потом?"

***

1960

[Madam Tani]

Евгений Евтушенко(С)

...Ты спрашивала шепотом:

"А что потом?

А что потом?"

Ну вот, а говорят секса в советское время не было. Жутко скандальная вещь, кстати, была, говорят.

Изменено 12 Февраля 2007 пользователем Владимир К

[Гость Monsher]

Лучше пить и веселых красавиц ласкать,

Чем в постах и молитвах спасенья искать.

Если место в аду для влюбленных и пьяниц,

То кого же прикажете в рай допускать? :sarcasm:

[В.К.]

2 Мишаня и Monsher, - давайте не будем флудить в этой теме.

Мишаня, - просьба к Вам, - если чье-то произведение размещаете, - указывайте автора, плз, и копирайт, если авторские права действуют.

[Гость Mishanya]

указывайте автора, плз,

Исправился...

[Пепелац]

Тонкий шрам на любимой попе

(с)А.Макаревич, М.Леонидов, Т.Лазарева

Если кой-какими частностями пренебречь

Мне нельзя моей подругой не гордиться,

- Грациозная походка, культурная речь

И прелестный шрам на левой ягодице!

На него лишь взгляну и схожу с ума

Начинает сердце блаженно ёкать...

Жаль не можешь этот шрам ты увидеть сама

А казалось бы он близок словно локоть.

Я увяз как пчела в сиропе

И не выбраться мне уже...

Тонкий шрам на твоей круглой попе

Рваная рана в моей душе...

- Ты увяз как пчела в сиропе

- И не выбраться мне уже,

Тонкий шрам на твоей круглой попе

Рваная рана в моей душе!!!

Посреди житейских смут я как лютик засох,

я судьбою был бы загнан как борзая,

Если б столько не провёл незабвенных часов

Созерцая этот шрам и осязая...

Хоть возможно в мятежном моём мозгу

Без него была б картина мира проще

Да теперь уже и сам и понять не могу

Как милее мне: на вид или наощупь!

- Ты увяз как пчела в сиропе

- И не выбраться мне уже

Тонкий шрам на твоей круглой попе

Рваная рана в моей душе...

Я увяз как пчела в сиропе...

- Да-да, и не выбраться тебе уже!!!

Тонкий шрам на твоей круглой попе,

- Рваная рана в твоей душе!!!

Если б можно было жизнь мне сначала начать,

Если б можно было заново родиться,

Я бы словно ненормальный влюбился опять,

В этот шрам на твоей левой ягодице!

И пускай без умолку мы все кричим

Что высокий идеал давно развенчан

Шрам на морде - украшение грубых мужчин,

Шрам на попе - украшение нежных женщин!

Шрам на морде - украшение грубых мужчин,

Шрам на попе - украшение нежных женщин.

Мама, я увяз как пчела в сиропе,

И не выбраться мне уже

Тонкий шрам на любимой попе

Рваная рана в моей душе!!!

- Ты увяз как пчела в сиропе

- И не выбраться мне уже...

Тонкий шрам на любимой попе

Рваная рана в моей душе!!!

Изменено 18 Января 2007 пользователем Пепелац

[Madam Tani]

АЛЕКСАНДР КУШНЕР

*

ЗА БЛЕСНУВШИМ В СНЕГУ СЕРЕБРОМ

* * *

И Пушкина не все стихи любимы нами,

И вряд ли кто-нибудь “Гроб юноши”, “Войну”

С начала до конца прочел, а не глазами

Их бегло пробежал — и чувствует вину

Горячую свою пред ним, как перед Богом.

А тех, кто осудить готовы нас, спрошу:

“Наездников” они читали? Из пороков

Ложь — худший. Покурю, помедлю, похожу

И вспомню: старый друг говаривал когда-то,

Что Пушкина, всего, хотел бы перечесть

Он перед смертью... Смерть груба и простовата.

Исполнил ли мечту, не знаю... Что-то есть

За гробом, иногда мне кажется, что чтенье

Неспешное, тогда, конечно, перечтем

Внимательно всё, всё — и будет наше мненье

Надежней, с тенью лип, не вянущих на нем.

[Гость Рахметова]

Интересная математика...

Нууу, Зозуля, щяс Вам В.К. "ка-а-ак треснет по спине" за эту математику! В этой теме только нетленка! :biggrin:

Изменено 12 Февраля 2007 пользователем Владимир К

[В.К.]

Не желая полемизировать с махровыми атеистами, все же смею утверждать, что Вера, - это тоже часть Познания. Некая ступень. Возможно, - уже приближение к Мудрости...

Очень любопытно об этом рассуждает Андрей Ливадный в маленькой повести "Свидание с Богом".

Это не просто фантастика, а некое философское размышление...

Всю повесть Вы можете скачать ниже.

Андрей Ливадный (С)

СВИДАНИЕ С БОГОМ

Отрывок

"...У Джона Шеборта было только одно намерение — бежать.

По данным ему инструкциям он должен был погасить реактор “Небулонга”, дезактивировать все его системы и раскидать по пустым отсекам кое-какое военное имущество прошлых лет, чтобы полностью фальсифицировать обстановку, создав впечатление, будто корабль болтается подле станции с самой войны.

Нетрудно догадаться, что думал Джон по поводу данных ему инструкций с того момента, как дикий страх вымел его из ходовой рубки и погнал к скафандровому отсеку.

Единственной мыслью, которая сумела угнездиться в его мозгу, была настойчивая потребность бежать отсюда, оставив как можно больше пустоты между собой и этим сумасшедшим местом. Джон не сомневался, что воткнувшийся своим носом в обшивку станции “Небулонг” и без дополнительной маскировки производит хорошее впечатление. Ну а если на нем когда-нибудь ко всему прочему взорвется реактор — ну что ж, тогда и осматривать будет нечего.

Хотелось бы ему взглянуть на того психа, который полезет на эту станцию в поисках списанного в утиль старого военного транспорта.

Ребята из нанявшей его фирмы явно страдали манией преследования. Такие места, как это, попросту противопоказаны любому здравомыслящему человеку, а члены комиссии по утилизации списанных космических объектов наверняка были дородными, представительными господами, при галстуках, белых манжетах и четко выпирающих выпуклостях благополучных животов, такие не ползают по свалкам времен войны в поисках компромата на захудалую фирму…

“Черт с ним, с реактором…” — здраво рассудил Джон, набирая полные руки разного военного хлама, который припасли для него работодатели, заботливо упаковав это дерьмо в несколько пластиковых ящиков.

“Сейчас расшвыряю по пути и делаю отсюда ноги!..” — С такой мыслью Джон, уже облаченный в скафандр, выскочил в магистральный коридор “Небулонга” и обомлел.

Прямо на него, приволакивая поврежденный ступоход, двигался тот самый “Фалангер”…

Джон хотел закричать, но не смог. Бежать — подкосились ноги. В итоге он остался стоять разинув рот прямо посреди коридора, удерживая на вытянутых руках груду различной амуниции времен прошлой войны.

“Фалангер” тоже остановился как вкопанный, вперившись в парализованного ужасом человека немигающим взглядом своей единственной видеокамеры.

Неизвестно, кто из них был шокирован больше — Охотник или Джон Шеборт…

Естественно, каждому участнику этой немой сцены казалось, что больший ужас и смятение испытывает он.

Процессор “Фалангера” в течение нескольких наносекунд задействовал всю свою мощность — такое с машиной не случалось уже давно, обычно для решения внезапно возникающих задач ему с лихвой хватало и половины ресурсов математического быстродействия.

Только не в этот раз.

Электронный мозг робота с сумасшедшей скоростью перебирал свои базы данных, требуя активации все более и более глубоких участков собственной памяти.

ЧЕЛОВЕК… ДВУНОГОЕ ПРЯМОХОДЯЩЕЕ… СОЗДАТЕЛЬ… РАЗРАБОТЧИК… ИСТОЧНИК ИНСТРУКЦИЙ… КОМАНДИР… ВРАГ… БОГ…

БОГ…

По мнению логического сопроцессора, данный термин более всего отражал свойства человека по отношению к созданной им машине.

Еще десять секунд потребовалось “Фалангеру”, чтобы востребовать всю доступную информацию относительно понятия “БОГ”, которая на протяжении всего времени его существования лежала балластным грузом, занимая небольшой кусочек от общего объема памяти. Эта информация понадобилась ему впервые.

Разумеется, только что сошедший с фабричного конвейера “Фалангер” никогда бы не обозначил человека таким термином. Для новоиспеченной машины Джон Шеборт, застывший с отвисшей челюстью посреди коридора старого космического транспорта, расценивался бы в лучшем случае, исходя из критерия оценки “Свой–Чужой”, но боевой робот с помятым ступоходом вышел из фабричных ворот более трехсот лет назад. За его плечами лежал труднейший опыт автономного выживания в условиях заброшенной космической станции, и, собственно, выжил он только благодаря тому, что уже не один раз переступил пресловутый “Порог Бейцеля”. Он был Охотником, членом самоорганизовавшегося анклава машин уровня “С”, и для него Джон Шеборт ассоциировался с понятием “БОГ”.

Тот, кто создал все сущее. И его, и станцию, и кронгов, и даже этих ходячих недоносков с длинными носами — лазерных излучателей.

Логично, не правда ли?

Для несчастного Шеборта вывод “Фалангера” вовсе не был столь очевиден.

Он боялся этой машины до спазматической тошноты. Он не знал, что ему делать, куда деваться на открытом пространстве широкого магистрального коридора.

Он вообще больше не воспринимал зыбкой границы между реальностью и дикими, сводящими с ума галлюцинациями.

“Если это просто глюк его воспаленной алкоголем психики, то пусть он исчезнет навсегда, немедленно…” Мысленные мольбы Джона не были услышаны, хотя, наверное, впервые в жизни он просил настолько горячо и искренне, что сам поверил в собственную мольбу…

“Это всего лишь мираж, наваждение…”

— Изыди! — дико прошептал он, делая неуверенный шаг вперед.

Из брони робота со щелчком выскочил какой-то шипастый сенсор.

Джона прошиб холодный пот. Он шарахнулся в сторону, вжавшись в стену, а робот вдруг начал медленно разворачивать свой покрытый шрамами и ожогами торс, стараясь не выпустить человека из поля зрения единственной видеокамеры.

Джон понял, ситуация зашла слишком далеко. Ему оставалось одно из двух — либо подохнуть на месте от страха, либо сделать что-то неадекватное с этой огромной бронированной скотиной, преградившей ему путь к шлюзу аварийно-спасательной капсулы.

Травмированная психика Джона почему-то избрала последний из двух вариантов.

Действительно, в подсознании человека заложен огромный, практически неизученный потенциал, проявляющийся и вступающий в действие в критических ситуациях, заставляя нас совершать абсолютно неординарные поступки. Интуиция порой берет вверх и начинает работать по своим принципам, в которых логики присутствует ровно столько, сколько ее у новорожденного младенца, заинтересованно ковыряющего пальцем отверстие розетки…

“Фалангер” продолжал внимательно следить за Джоном, когда тот, посмотрев на груду различного военного снаряжения, что все еще покоилась на его согнутых руках, задержался взглядом на нескольких тускло поблескивающих обоймах к вакуумным орудиям, торчавшим из неизвестно кем и когда початого цинка…

— Хороший робот… — Джон, не отрывая безумного взгляда от сгорбленной, хищной фигуры боевой машины медленно присел, свалив на пол свою ношу. Потом так же медленно взял початый цинк и вытащил из него снаряженную обойму.

— Хочешь это? — спросил он у “Фалангера”, словно прохожий, предлагающий кусочек сахара вставшей на его дороге дворняге.

Из корпуса “Фалангера” с визгом выдвинулся пустой обойменный лоток.

Джон ощутил, как по его спине течет ледяной пот.

На ощупь вытащив из цинка еще несколько снаряженных обойм, он опасливо приблизился к роботу.

Ему казалось, еще секунда, и он все же умрет от страха.

— На, гад, подавись!.. — Он торопливо сунул в ребристые ячейки лотка увесистые обоймы и стремглав отскочил назад, уже туго соображая, что и зачем делает.

Кормить огромную боевую машину снарядами для ее устрашающих пушек, словно шелудивого пса завалявшейся в кармане конфетой?! Джон окончательно понял, что он все-таки сбрендил, особенно когда внутри “Фалангера” гулко взвыл боевой эскалатор, подавая полученные снаряды к затворам изголодавшихся без дела вакуумных орудий, а на правом предплечье робота вдруг замигал злобный красный огонек индикатора зарядки.

“Ну все… хана…” — подумал Джон, пятясь назад, но робот не выстрелил. В левой части его торса внезапно выдвинулся еще один пустой приемник боезапаса.

А что ему оставалось делать?

Не помня себя от ужаса, Джон до конца опустошил цинк, сунув в ненасытную пасть остатки боекомплекта, и левый лоток тут же задвинулся обратно, а внутри робота опять утробно заурчал эскалатор.

Потом огромная машина вдруг повернулась и, прихрамывая, зашагала назад, к грузовому шлюзу.

Джон вдруг почувствовал, что его ноги, сведенные судорогой от напряжения икроножных мышц, больше не хотят держать на себе вес тела.

“Фалангер”, громыхая и лязгая, удалялся в сторону шлюза, и Джон, бессильно сползший по стене коридора, вдруг ясно понял, куда и зачем тот идет.

“Ну все, ребята, теперь-то вам хана…” — обессилено подумал он, имея в виду те ходячие лазерные пушки, что обложили покалеченный “Небулонг” плотным кольцом осады.

Потом, не задаваясь больше никакими вопросами, Джон попытался встать и, когда это удалось, шатаясь пошел по коридору в ту сторону, где располагался люк аварийно-спасательной капсулы.

Выстрелов он не слышал, вакуум не передает звук, зато отчетливо ощущал ритмичную вибрацию, когда снаружи корабля заработали вакуумные пушки “Фалангера”.

Потом Джону стало не до них. Забравшись в тесное нутро капсулы, он думал только об одном: как бы не ошибиться, нажимая клавиши стартовой последовательности.

Последнее, что он увидел, когда электромагнитная катапульта вышвырнула его утлое суденышко из пусковой шахты в открытый космос, была приземистая фигура “Фалангера”, который стоял посреди пропаханной “Небулонгом” проплешины и, как показалось Джону, провожал старт его капсулы пристальным, запоминающим взглядом своего единственного видеосенсора.

Глава 4

Люди не любят посещать свое прошлое. Особенно когда оно страшное. А еще в большей степени — далекое и неприглядное.

Именно поэтому древняя космическая станция “Дельта-12Q”, удаленная на добрый миллиард километров от пограничных планет системы Кьюиг, никогда не посещалась туристами. Что интересного могут найти счастливые и преуспевающие люди среди мрачных обломков былой войны? Зачем им смотреть на миллионы тонн покореженного металла, зияющие дыры от попадания ракет и плавающий в вакууме мусор?

Жизнь навсегда покинула это мрачное место…

Но так ли это? Не крылось ли что-то иное за кажущейся мертвой пустотой древней промышленной конструкции, некогда работавшей на войну и сгоревшей в горниле ее сражений?

Странное движение можно было наблюдать в мрачных провалах покрывавших ее воронок. Казалось, что среди металлического леса различных заброшенных агрегатов, в темных разломах, ведущих в недра станции наклонных пандусов, среди угловатого хаоса покореженных надстроек, нет-нет да и мелькнет какая-то тень, лишь немногим более светлая, чем окружающий древнюю станцию мрак.

Особенно часто подобные тени можно было увидеть в том районе, где старинный военный транспорт класса “Небулонг” косо вонзился в обшивку многострадальной станции, задрав к далеким звездам свою корму с выдвинутой наружу грузовой аппарелью.

Вот и сейчас…

В обшивке “Небулонга” внезапно обозначилась узкая щель — это неторопливо раздвигались вакуумные створы грузового шлюза. Внутри прямоугольной переходной камеры горел тусклый, рассеянный свет, свидетельствующий о работе бортового реактора. В неясном красном освещении, которое давала единственная, предупреждающая об окончании процесса шлюзования лампочка с красным светофильтром, угадывался грозный контур боевой машины, словно сошедшей с книжной иллюстрации далекого прошлого.

Это был Охотник.

Ступив на аппарель, подъемник которой все еще не функционировал, несмотря на старания Ремонтника, он остановился, глядя немигающими линзами трех новых видеокамер на далекие, холодные искорки звезд.

Он был хозяином этого мира. Он, к кому однажды явился БОГ…

Человек, создавший все сущее, прилетел сюда из звездного мрака. Он принес умирающему анклаву машин жаркий реактор — основу их жизни.

“Фалангер” повел торсом, осматривая расплескавшуюся вокруг Бездну.

Он помнил свое свидание с БОГОМ. И он знал, что эта встреча дала ему больше, чем вожделенный источник энергии, больше, чем несколько боекомплектов к вакуумным орудиям, — она привнесла в его существование абсолютно новый смысл.

Он смотрел на далекие звезды, откуда прилетел БОГ, и верил, что когда-нибудь их встреча произойдет вновь.

Очередной шаг по бесконечной лестнице Бейцеля… Машина, которая обрела веру…

Страшно и любопытно было заглядывать в тот таинственный мрак, куда уводили крутые пороги самопознания…"

Livadny_Svidanie_s_bogom.doc

[В.К.]

РС. Ты чё Терминатор "Володимир - свет, - такой злойсурьёзный .

Я, собственно, всяким бываю. В других темах. В этой, - серьезный.

Без обид. :hi:

[Mariya Phemida]

А. Вертинский

ДЖИОКОНДА

Я люблю Вас тепло и внимательно,

Так, как любят ушедших невест.

Для меня это так обязательно,

То, что Вы мне надели свой крест.

Почему Вас зовут Джиокондою?

Это как-то не тонко о Вас.

Я в Вас чувствую строгость иконную

От широко расставленных глаз.

Я в Вас вижу "Царицу Небесную",

Богородицу волжских скитов,

"Несказанную радость" чудесную

Наших русских дремучих лесов.

И любовь мою тихо и бережно

Я несу, как из церкви свечу.

Разве счастья словами измеришь дно?

Сам себе улыбнусь. И молчу.

Так не хочется скомкать поспешностью

Наш стыдливый и робкий роман.

Да хранит Вас Господь с Вашей внешностью

От меня, от любви и от ран.

1920-1921, Константинополь

[Андрэ]

Просто странно иногда, не меняют нас года, вот беда...

***

Скажи, мой друг, зачем мы так беспечны

В потоке дней и суматохе дел,

Не помним мы, что век не будет вечным

И всем путям положен свой предел.

Не верю в чудеса, и это было б странным –

Всю жизнь летать, всю жизнь летать, однажды воспарив.

И все-таки всегда прощаемся нежданно,

О самом главном не договорив.

Мы не сбавляем шаг и не считаем дней,

И в бурях передряг становимся сильней,

Но слышишь, бьют часы

В тот самый миг, когда наверняка

Никто не ждет последнего звонка.

Но нет конца пути, и так светла дорога,

Где день родится вновь и будут песни петь.

И тот, кто шел за мной - пусть поспешит немного,

Успев все то, чего мне не успеть.

А. Макаревич, 1979

[Северянка]

ОВИДИЙ

"Жарко было в тот день, а время уж близилось к полдню.

Поразморило меня, и на постель я прилег

Ставня одна лишь закрыта была, другая открыта,

Так что была полутень в комнате, словно в лесу, -

Мягкий, мерцающий свет, как перед самым закатом

Иль, когда ночь отошла, не возник еще день.

Кстати, такой полумрак для девушек скромного нрава,

В нем их опасливый вид нужный находит приют.

Тут Коринна вошла в распоясанной мягкой рубашке,

По белоснежным плечам пряди спадали волос.

В спальню входила такой, по преданию Семирамида

Или Лаида, любовь знавшая многих мужей...

Легкую ткань я сорвал, хоть тонкая мало мешала, -

Скромница из-за нее все же боролась со мной.

Только сражалась как те, кто своей не желает победы,

Вскоре, себе изменив, другу сдалась без труда.

И показалась она перед взором моим обнаженной...

Мне в безупречной красе тело явилось ее.

Что я за плечи ласкал! К каким я рукам прикасался!

Как были груди полны - только было их страстно сжимать!

Как был гладок гладок живот под ее совершенною грудью

Стан так пышен и прям..."

Это отрывок, который остался в моей памяти. Я его, будучи студенткой, заучила и рассказала на занятии "История мировой литературы". Помню, мне его захотелось рассказать из-за очень скромного нрава преподавательницы :druzja:

[Северянка]

Еще одно произведение мне очень нравится...

АЛЕКСАНДР БЛОК.

СКИФЫ (1918)

Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы.

Попробуйте, сразитесь с нами!

Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы,

С раскосыми и жадными очами!

Для вас - века, для нас - единый час.

Мы, как послушные холопы,

Держали щит меж двух враждебных рас

Монголов и Европы!

Века, века ваш старый горн ковал

И заглушал грома, лавины,

И дикой сказкой был для вас провал

И Лиссабона, и Мессины!

Вы сотни лет глядели на Восток

Копя и плавя наши перлы,

И вы, глумясь, считали только срок,

Когда наставить пушек жерла!

Вот - срок настал. Крылами бьет беда,

И каждый день обиды множит,

И день придет - не будет и следа

От ваших Пестумов, быть может!

О, старый мир! Пока ты не погиб,

Пока томишься мукой сладкой,

Остановись, премудрый, как Эдип,

Пред Сфинксом с древнею загадкой!

Россия - Сфинкс. Ликуя и скорбя,

И обливаясь черной кровью,

Она глядит, глядит, глядит в тебя

И с ненавистью, и с любовью!...

Да, так любить, как любит наша кровь,

Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,

Которая и жжет, и губит!

Мы любим все - и жар холодных числ,

И дар божественных видений,

Нам внятно всё - и острый галльский смысл,

И сумрачный германский гений...

Мы помним всё - парижских улиц ад,

И венецьянские прохлады,

Лимонных рощ далекий аромат,

И Кельна дымные громады...

Мы любим плоть - и вкус ее, и цвет,

И душный, смертный плоти запах...

Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет

В тяжелых, нежных наших лапах?

Привыкли мы, хватая под уздцы

Играющих коней ретивых,

Ломать коням тяжелые крестцы,

И усмирять рабынь строптивых...

Придите к нам! От ужасов войны

Придите в мирные обьятья!

Пока не поздно - старый меч в ножны,

Товарищи! Мы станем - братья!

А если нет - нам нечего терять,

И нам доступно вероломство!

Века, века вас будет проклинать

Больное позднее потомство!

Мы широко по дебрям и лесам

Перед Европою пригожей

Расступимся! Мы обернемся к вам

Своею азиатской рожей!

Идите все, идите на Урал!

Мы очищаем место бою

Стальных машин, где дышит интеграл,

С монгольской дикою ордою!

Но сами мы - отныне вам не щит,

Отныне в бой не вступим сами,

Мы поглядим, как смертный бой кипит,

Своими узкими глазами.

Не сдвинемся, когда свирепый гунн

В карманах трупов будет шарить,

Жечь города, и в церковь гнать табун,

И мясо белых братьев жарить!...

В последний раз - опомнись, старый мир!

На братский пир труда и мира,

В последний раз на светлый братский пир

Сзывает варварская лира!

[Северянка]

Одно из моих самых любимых стихотворений принадлежит творчеству нашего соотечественника:

ОЛЖАС СУЛЕЙМЕНОВ

ВОЛЧАТА

Шёл человек.

Шёл степью, долго-долго.

Куда? Зачем?

Нам это не узнать.

В густой лощине он увидел волка,

Верней, волчицу,

А, точнее, мать...

Она лежала в зарослях полыни,

Откинув лапы и оскалив пасть.

Из горла перехваченного плыла

Толчками кровь, густая, словно грязь.

Кем? Волкoм иль охотничьими псами?

Слепым волчатам это не узнать.

Они, толкаясь и ворча, сосали

Так странно неподатливую мать.

Голодные волчата позабыли,

Как властно пахнет в зарослях укроп.

Они, прижавшись к ране, жадно пили

Густую холодеющую кровь.

И вместе с ней вливалась жажда мести.

Кому?

Любому.

Лишь бы не простить.

И будут мстить

В отдельности,

Не вместе.

А встретятся -

Друг другу будут мстить.

И человек пошёл своей дорогой.

Куда?.. Зачем?..

Нам это не узнать.

Он был волчатник,

Но волчат не тронул,

Волчат уже не защищала мать...

Изменено 25 Января 2007 пользователем Северянка

[В.К.]

Одно из моих самых любимых стихотворений принадлежит творчеству нашего соотечественника:

ОЛЖАС СУЛЕЙМЕНОВ

ВОЛЧАТА

Арай, на самом деле "Волчата" уже раньше размещались, если не ошибаюсь, Биржан размещал...Олжаса вообще много постили, - почитайте, где-то в глубинах темы есть и "Загнали кондуктора под потолок...", - вещь!!!

Я, конечно, понимаю, тема разрослась, все сразу и не увидишь...Видимо, пришла пора подумать о некой кодификации. Надо подумать, возможно буду просить у И.Ю.Л. права модератора для этой темы, безусловно полезной (люди читают разумное, доброе, вечное), и нужной даже утилитарно как ликбез для "поколения пепси", поскольку сам столкнулся с тем, что многие молодые юристы элементарно не умеют писать, излагать свою мысль на бумаге. И это не есть недоработка высшей школы, это недостатки системы современного школьного образования и "телезависимости", - не читают сейчас книги...

Хоть тут читают, и хорошие вещи, - может быть, это как-то поможет, послужит толчком для развития "чутья" письменной речи у кого-то...

Спасибо большое за участие!!! :druzja:

[Северянка]

Арай, на самом деле "Волчата" уже раньше размещались, если не ошибаюсь, Биржан размещал...Олжаса вообще много постили, - почитайте, где-то в глубинах темы есть и "Загнали кондуктора под потолок...", - вещь!!!

Хоть тут читают, и хорошие вещи, - может быть, это как-то поможет, послужит толчком для развития "чутья" письменной речи у кого-то...

Спасибо большое за участие!!!

Извините! Не хотела повторяться!

[В.К.]

Извините! Не хотела повторяться!

Нижайший поклон Вам, Северянка, за участие в теме, участвуйте и дальше, и поверьте, - ни в коем разе вот эти слова -

... поскольку сам столкнулся с тем, что многие молодые юристы элементарно не умеют писать, излагать свою мысль на бумаге. И это не есть недоработка высшей школы, это недостатки системы современного школьного образования и "телезависимости", - не читают сейчас книги...

- к Вам безусловно не относятся!!! Уж Ваша эрудированность и знание хорошей литературы, - сомнению не подлежат. :druzja:

Изменено 29 Января 2007 пользователем Владимир К

[Северянка]

Нижайший поклон Вам, Северянка, за участие в теме, и поверье, - ни в коем разе вот эти слова -

- к Вам безусловно не относятся!!! Уж Ваша эрудированность и знание хорошей литературы, - сомнению не подлежат.

Спасибо, Вы меня успокоили! Честно говоря, я уж подумала, что вторглась... Спасибо! : :druzja:

Изменено 29 Января 2007 пользователем Северянка

[В.К.]

МОЙ ДРУГ ХУДОЖНИК И ПОЭТ

(С)Константин Никольский и Группа "Воскресенье"

Мой друг художник и поэт, в дождливый вечер на стекле,

Мою любовь нарисовал, открыв мне чудо на земле

Сидел я молча у окна, и наслаждался тишиной

Моя любовь, с тех пор всегда была со мной...

И время как вода текло,

Ибыло мне всегда тепло

Когда в дождливый вечер я,

смотрел в оконное стекло...

Но год за годом я встречал,

В глазах любви моей печаль,

Дождливой скуки тусклый след

И вот любовь сменила цвет...

Моя любовь сменила цвет, угас чудесный яркий день

Мою любовь ночная укрывает тень

Веселых красок болтовня, игра волшебного огня

Моя любовь,

Уже не радует меня

Поблекли нежные тона,

Исчезла высь и глубина

И четких линий больше нет,

Вот безразличия портрет!

Глаза в глаза любовь глядит

А я ни весел ни сердит

Бесцветных снов покой земной

Ммолчаньем делится со мной...

И вдохновенное лицо утратит добрые черты

Моя любовь, умрет во мне в конце концов.

И капли грустного дождя, струиться будут по стеклу

Моя любовь, неслышно плачет уходя...

И радугу прошедших дней,

Застелет пыль грядущих лет

И так же потеряют цвет

Воспоминания о ней...

Рисунок тает на стекле,

Его спасти надежды нет

Но как же мне раскрасить вновь

В цвет радости мою любовь?

А может быть разбить окно и окунуться в мир иной?

Где солнечный рисуя свет живет художник и поэт...

[Madam Tani]

Исполнитель: Александр Иванов

Текст песни Боже, какой пустяк

Я вижу небо, в нем тишина

Я поднимаюсь к небу еле дыша

Вдруг понимаю: это во мне душа

Странное дело - эта моя душа

Как нелепо жить вниз головой

Когда такое небо есть надо мной

И кажется, звезды можно достать рукой

Я и не ведал, что этот мир такой

Боже, какой пустяк

Сделать хоть раз что-нибудь не так

Выкинуть хлам из дома

И старых позвать друзей

Но что-то всерьез менять

Не побоясь в мелочах потерять

Свободно только небо

Над головой моей

Я был богом в прошлую ночь

Я отыскал дорогу и выбежал прочь

Богом стать просто, если уже невмочь

И не над чем плакать, дом покидает ночь

Но оказалось даже тогда

Что все дороги света ведут в никуда

И даже когда под ногами блестит вода

Бог просто не может странником быть всегда

Поднимаю свой воротник

Ругаю дождь и слякоть, будто старик

Бегу за толпою - видно уже привык

И в памяти небо, как нереальный блик

Но однажды мне станет легко

И будет все неважно и далеко

Меня примет небо в свой неземной покой

И я стану просто облаком над рекой

Сегодня в суматохе дорог и дел эти строки вдохнули в меня свежие силы.

[В.К.]

Александр Вертинский

Кокаинеточка

Что Вы плачете здесь, одинокая глупая деточка,

Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы?

Вашу тонкую шейку едва прикрывает горжеточка,

Облысевшая, мокрая вся и смешная, как Вы.

Вас уже отравила осенняя слякоть бульварная

И я знаю, что крикнув, Вы можете спрыгнуть с ума.

И когда Вы умрете на этой скамейке, кошмарная,

Ваш сиреневый трупик окутает саваном тьма...

Так не плачьте ж, не стоит, моя одинокая деточка,

Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы.

Лучше шейку свою затяните потуже горжеточкой

И ступайте туда, где никто Вас не спросит, кто Вы.

1916

[В.К.]

Джек ЛОНДОН

ПОД ПАЛУБНЫМ ТЕНТОМ

Рассказ

Перевод(С) И. Гуровой

- Может ли мужчина - я имею в виду джентльмена - назвать женщину

свиньей?

Бросив этот вызов всем присутствующим, маленький человечек вытянулся

в шезлонге и медленно допил свой лимонад с видом самоуверенным и

настороженно-воинственным. Никто не ответил. Все давно привыкли к

маленькому человечку, к его вспыльчивости и к высокопарности его речей.

- Повторяю, я своими ушами слышал, как он сказал, что некая леди,

которую никто из вас не знает, - свинья. Он не сказал "поступила

по-свински", а грубо заявил, что она свинья. А я утверждаю, что ни один

порядочный человек не может так назвать женщину.

Доктор Доусон невозмутимо попыхивал черной трубкой. Мэтьюз, обхватив

руками согнутые колени, внимательно следил за полетом чайки. Суит, допив

виски, искал глазами палубного стюарда.

- Я спрашиваю вас, мистер Трелор, позволительно ли мужчине назвать

женщину свиньей?

Трелор, сидевший рядом с ним, растерялся при этой внезапной атаке; он

не понимал, почему именно его заподозрили в том, что он способен назвать

женщину свиньей.

- Я бы сказал, - пробормотал он неуверенно, - что это... э... зависит

от... того, какая... женщина.

Маленький человечек был ошеломлен.

- Вы хотите сказать, что... - начал он дрожащим голосом.

- ...что я встречал женщин, которые были не лучше свиней, а иногда и

хуже.

Наступило долгое напряженное молчание. Маленький человечек, видимо,

был потрясен откровенной грубостью этого ответа. На его лице отразились

неописуемые боль и обида.

- Вы рассказали о человеке, который употребил не совсем деликатное

выражение, и высказали свое мнение о нем, - продолжал Трелор спокойным,

ровным тоном. - Теперь я расскажу вам об одной женщине - нет, извините, о

леди - и, когда кончу, попрошу вас высказать ваше мнение о ней. Назовем ее

хотя бы мисс Кэрьюферз, - просто потому, что ее звали не так. То, о чем я

вам расскажу, случилось на одном из пароходов Восточной компании несколько

лет тому назад.

Мисс Кэрьюферз была очаровательна. Нет, вернее будет сказать,

изумительна. Это была молодая девушка и знатная леди. Ее отец занимал

высокий пост, фамилии его я называть не стану, так как она, несомненно,

всем вам знакома. Девушка эта ехала к старику на восток в сопровождении

матери и двух горничных.

Она - простите, что я повторяю, - была изумительна! Другого

определения не подберешь. Говоря о ней, приходится все прилагательные

употреблять в превосходной степени. Она делала все, за что ни бралась,

лучше всякой другой женщины и лучше, чем большинство мужчин. Как она

играла, как пела! Соперничать с ней было невозможно, - воспользуюсь тем,

что сказал один краснобай о Наполеоне. А как она плавала! Будь она

профессиональной спортсменкой, она бы прославилась и разбогатела. Она

принадлежала к тем редким женщинам, которые в простом купальном костюме,

без всяких финтифлюшек, кажутся еще красивее, но одевалась она со вкусом

настоящей художницы.

Но я говорил о том, как она плавала. Сложена она была идеально - вы

понимаете, что я хочу сказать: не грубая мускулатура акробатки, а

безупречность линий, изящество, хрупкость. И вместе с тем - сила.

Сочеталось это в ней чудесно. У нее были прелестные руки: у плеч - только

намек на мускул, нежная округлость от локтя до кисти, а кисть крохотная,

но сильная. Когда она плыла быстрым английским кролем... Ну, я разбираюсь

и в анатомии и в спорте, но для меня так и осталось тайной, как это у нее

получалось.

Она могла оставаться под водой две минуты - я проверял с часами в

руках. Никто на пароходе, за исключением Деннитсона, не мог, нырнув,

собрать со дна столько монет за раз. На носу был устроен наполнявшийся

морской водой парусиновый бассейн в шесть футов глубиной. Мы бросали туда

мелкие монеты, и я не раз видел, как она, нырнув с мостика в эту

шестифутовую глубину (что само по себе было нелегким делом), собирала до

сорока семи монет, разбросанных по всему дну. Деннитсон, хладнокровный и

сдержанный молодой англичанин, ни разу не мог ее превзойти и только

старался всегда не отставать от нее.

Море казалось ее стихией, но и суша тоже. Она была великолепной

наездницей... Она была совершенством! Глядя на нее, такую женственную,

окруженную всегда десятком пылких поклонников, томно-небрежную или

блистающую остроумием, которым она их покоряла, а иной раз и мучила, вы

сказали бы, что только для этого она и создана. В такие минуты мне

приходилось напоминать себе о сорока семи монетах, собранных со дна

бассейна. Вот какой была эта чудо-женщина, которая все умела делать

хорошо. Ни один мужчина не мог остаться к ней равнодушным. Не скрою, я

тоже ходил за ней по пятам. И молодые щенята и старые седые псы, которым

следовало бы уже образумиться, - все стояли перед ней на задних лапах, и

стоило ей свистнуть, как все до одного - от юнца Ардмора, розовощекого

девятнадцатилетнего херувима, будущего чиновника в консульстве, до

капитана Бентли, седовласого морского волка, который, казалось, был

способен на нежные чувства не более китайского идола, бросались на ее зов.

А один приятный и немолодой уже человек по фамилии, кажется, Перкинс,

вспомнил, что с ним едет жена, только тогда, когда мисс Кэрьюферз

поставила его на место.

Мужчины были мягким воском в ее руках, и она лепила из них, что

хотела, а иногда предоставляла им таять или сгорать, как им вздумается. Со

слугами она вела себя сдержанно и надменно, но любой стюард по ее знаку,

не колеблясь, облил бы супом самого капитана. Кто из вас не встречал

подобных женщин, пленяющих всех мужчин на свете? Мисс Кэрьюферз была

великая завоевательница сердец. Она была, как удар хлыста, как жало, как

пламя, как электрическая искра. И, поверьте мне, при всей ее обаятельности

у нее бывали такие вспышки, что жертва ее гнева трепетала от страха и

просто теряла голову.

Притом, чтобы лучше понять то, что я вам расскажу, вам следует

помнить, что в ней жила нечеловеческая гордость, соединившая в себе

гордость расы, гордость касты, гордость пола, гордость сознания своей

власти. Страшная это была гордость, страшная и капризная!

Мисс Кэрьюферз командовала всем и всеми на пароходе и командовала

Деннитсоном. Мы признавали, что он намного опередил всю нашу свору. Он

нравился девушке все больше и больше, в этом не было сомнения. И я уверен,

что она испытывала подобное чувство впервые. А мы продолжали поклоняться

ей, были всегда под рукой, хотя и знали, что за Деннитсоном нам не

угнаться. Неизвестно, чем бы все это кончилось, но мы пришли в Коломбо, и

кончилось все это иначе.

Вы помните, как в Коломбо туземные ребятишки ныряют за монетами в

кишащую акулами бухту? Конечно, они рискуют это проделывать лишь по

соседству с береговыми акулами, которые охотятся только за рыбой. У ребят

выработалось какое-то сверхъестественное чутье: стоит появиться страшному

людоеду - тигровой акуле или серой, которая забредает туда из

австралийских вод, - и, раньше чем пассажиры поймут, в чем дело, мальчишки

все уже выбрались на безопасное место!

Дело было после завтрака. Мисс Кэрьюферз, как обычно, царила под

палубным тентом. Она улыбнулась капитану Бентли, и он разрешил то, чего

никогда до сих пор не разрешал: пустить туземных ребятишек на верхнюю

палубу. Мисс Кэрьюферз заинтересовалась ими, ведь она сама была искусным

пловцом. Она забрала у нас всю мелочь и принялась бросать монеты за борт,

то по одной, то целыми горстями, диктуя условия состязания, подшучивая над

неудачниками, награждая отличившихся, - словом, дирижировала всем

представлением.

Ее особенно заинтересовали их прыжки. Как вы знаете, центр тяжести у

человека расположен высоко, и при прыжке ногами вниз трудно удержать тело

в вертикальном положении и не перевернуться. У мальчишек был свой способ,

ей незнакомый, и она заявила, что хочет его изучить. Они прыгали со

шлюпбалок, согнувшись, и только в последний момент выпрямлялись и

вертикально входили в воду.

Красивое это было зрелище! Ныряли они, однако, хуже. Все, кроме

одного. Этот мальчуган нырял превосходно. Вероятно, его обучал

какой-нибудь белый: он нырял "ласточкой" и притом замечательно красиво. Вы

знаете, что это такое: прыгаешь вниз головой с большой высоты, и задача в

том, чтобы войти в воду под правильным углом. Стоит ошибиться, и рискуешь

повредить себе позвоночник, остаться на всю жизнь калекой; нередки

смертные случаи. Но этот мальчик знал свое дело. Я сам видел, как он нырял

с вант, с семидесятифутовой высоты. Прижав руки к груди, откинув голову,

он взлетал, как птица, а потом падал горизонтально, распростершись в

воздухе. Если бы он ударился так о воду, его сплющило бы, как селедку. Но

над самой водой голова его опускалась, вытянутые руки сходились над ней и

грациозно изогнутое тело правильно входило в воду.

Мальчик снова и снова повторял свой прыжок, восхищая всех нас, а

особенно мисс Кэрьюферз. Ему было не больше тринадцати лет, но он был

самым ловким из всей ватаги, любимцем и вожаком своих товарищей. Даже

ребята постарше охотно ему подчинялись. Он был красив: гибок и строен, как

молодой бог, живая фигурка из бронзы, с широко расставленными умными и

смелыми глазами - весь, как чудесный яркий огонек жизни. Бывают и среди

животных такие удивительные творения природы - леопард, лошадь. Кто из вас

не любовался игрой их стальных мускулов, неукротимой порывистостью,

грацией и кипучей жизнерадостностью каждого движения! В этом мальчике

жизнь била ключом, она таилась в блеске его кожи, горела в глазах. Взгляд

на него освежал, как глоток кислорода, - такой он был чудесный, юный,

стремительный и дикий.

И этот-то мальчик в самый разгар забавы первый подал сигнал тревоги.

Товарищи его изо всех сил поплыли за ним к трапу, вода так и кипела от их

беспорядочных движений, фонтаны брызг взлетали к небу. Мальчуганы

карабкались на пароход, помогая друг другу скорее выбраться из опасного

места. Лица у всех были испуганные. Наконец они все выстроились на

сходнях, не отводя глаз от поверхности моря.

- Что случилось? - осведомилась мисс Кэрьюферз.

- Акула, наверное, - ответил капитан Бентли. - Пострелятам повезло,

что она никого не сцапала.

- Разве они боятся акул? - спросила она.

- А вы? - спросил он, в свою очередь.

Она вздрогнула, бросила взгляд на море и сделала гримаску.

- Ни за что в мире я не вошла бы в воду, когда поблизости акула! -

Она снова вздрогнула. - Они отвратительны!

Мальчики поднялись на верхнюю палубу и столпились у поручней, с

обожанием глядя на мисс Кэрьюферз, бросившую им столько монет.

Представление кончилось, и капитан Бентли знаком приказал им убираться. Но

мисс Кэрьюферз остановила его:

- Погодите минутку, капитан. Я всегда думала, что туземцы не боятся

акул.

Она поманила к себе мальчика, нырявшего "ласточкой", и жестом

предложила ему прыгнуть еще раз. Он покачал головой, и вся толпа у

поручней рассмеялась, как будто услышала веселую шутку.

- Акула, - пояснил он, указывая на воду.

- Нет, - сказала она, - никакой акулы нет!

Но мальчик решительно кивнул, и его товарищи закивали так же

решительно.

- Нет тут никаких акул! - воскликнула она и обратилась к нам: - Кто

одолжит мне полкроны и соверен?

Немедленно полдюжины рук протянулись к ней с кронами и соверенами.

Она взяла две монеты у Ардмора и показала мальчикам полукрону, но ни один

не бросился к поручням. Они стояли, растерянно ухмыляясь. Она стала

предлагать монету каждому отдельно, но каждый только качал головой и

улыбался, переминаясь с ноги на ногу. Тогда она бросила полукрону за борт.

Мальчики провожали сверкавшую в воздухе монету взглядами, полными

сожаления, но никто не шевельнулся.

- Только не предлагайте им соверен, - шепнул ей Деннитсон.

Не обращая внимания на его слова, она вертела золотой монетой перед

глазами мальчика, который нырял "ласточкой".

- Оставьте! - сказал капитан Бентли. - Я и больную кошку за борт не

брошу, если акула близко.

Но мисс Кэрьюферз только рассмеялась, упорствуя в своей затее, и

продолжала соблазнять мальчика совереном.

- Не искушайте его, - настаивал Деннитсон. - Это для него целое

состояние. Он способен прыгнуть.

- А вы не прыгнули бы? - резко сказала она и добавила мягче: - Если я

брошу?

Деннитсон покачал головой.

- Вы дорого себя цените, - заметила она. - Сколько нужно соверенов,

чтобы вы прыгнули?

- Столько еще не начеканено, - был ответ.

На мгновение мисс Кэрьюферз задумалась. В стычке с Деннитсоном

мальчик был забыт.

- Даже ради меня? - спросила она очень тихо.

- Только чтобы спасти вас.

Она снова обернулась к мальчику и показала ему золотой, прельщая его

таким огромным богатством. Затем притворилась, что бросает, и он невольно

шагнул к поручням; только резкие окрики товарищей удержали его. В их

голосах звучали злоба и упрек.

- Я знаю, вы только дурачитесь, - сказал Деннитсон. - Дурачьтесь,

сколько хотите, только ради бога не бросайте!

Был ли это каприз, думала ли она, что мальчик не рискнет прыгнуть в

воду, трудно сказать. Для нас всех это явилось полной неожиданностью.

Золотая монета вылетела из-под тента, сверкнула в ослепительном солнечном

свете и, описав сияющую дугу, упала в море. Никто не успел опомниться, как

мальчик был уже за бортом. Он и монета взлетели в воздух одновременно.

Красивое было зрелище. Соверен упал в воду ребром, и в ту же секунду в том

же месте почти без всплеска вошел в воду мальчик. Раздался общий крик

ребятишек, у которых глаза были зорче наших, и мы бросились к поручням.

Ерунда, что акуле для нападения нужно перевернуться на спину. Эта не

перевернулась. Сквозь прозрачную воду мы сверху видели все. Акула была

крупная и сразу перекусила мальчика пополам.

Кто-то из нас шепотом сказал что-то - не знаю, кто, - может быть, и

я. Затем наступило молчание. Первой заговорила мисс Кэрьюферз. Лицо ее

было смертельно бледно.

- Я... мне и в голову не приходило... - сказала она с коротким

истерическим смешком.

Ей понадобилась вся ее гордость, чтобы сохранить самообладание. Она

посмотрела на Деннитсона, словно ища поддержки, потом поочередно на

каждого из нас. В ее глазах был ужас, губы дрожали. Да, теперь я думаю,

что мы были жестоки тогда, никто из нас не шелохнулся.

- Мистер Деннитсон, - сказала она. - Том! Проводите меня вниз.

Он не повернулся, не взглянул на нее, даже бровью не повел, только

достал папиросу и закурил, но в жизни я не видел такого мрачного выражения

на лице человека. Капитан Бентли что-то буркнул и сплюнул за борт. И все.

И кругом молчание.

Она отвернулась и пошла по палубе твердой походкой, но, не пройдя и

десяти шагов, пошатнувшись, уперлась рукой в стену каюты, чтоб не упасть.

Вот так она и шла - медленно, цепляясь за стену.

Трелор умолк и, повернувшись к маленькому человечку, устремил на него

холодный вопросительный взгляд.

- Ну, - спросил он наконец, - что вы скажете о ней?

Человек проглотил слюну.

- Мне нечего сказать, - пробормотал он, - нечего.

[В.К.]

Сергей Твердохлебов (С)

На тот Берег.

Вода была серая, не синяя как бывает в реках, и не зеленая как в океане, а серая. Серая и холодная. И ещё тяжелая. Так во всяком случае казалось. Волны нехотя перекатывались с места на место, создавая иллюзию движения. А на самом деле она не текла, стояла. Это была самая спокойная река. И самая серая.

Серый цвет здесь вообще преобладал. Серым было небо, на котором, время от времени мелькали серые птицы, серыми были облака, открывавшие время от времени серое солнце, даже полоска берега, очень далекого и почти не доступного, была серая. Менялся лишь оттенок. От светло-серого, почти белого, до темно-серого, почти черного, но все же серого. Без резких переходов, без четких линий, неясные силуэты размытых очертаний…

Даже скрип уключин отдавал своей серостью. Лодка, на которой мы плыли, была старая, очень, но в то же время очень надежная, самая надежная, вечная. И тоже серая. И лодочник, паромщик, перевозчик, как только его не называли за прошедшие века, тоже был старый, вечный и серый. Глаза его светились мудростью, немного сочувствием, и немного интересом. Совсем немного. Хотя какой может быть интерес, у него, живущего с начала веков и доживущего до их скончания. Может презрением? На нем был балахонистый плащ с капюшоном, скрывавшим фигуру и лицо. Видны были лишь глаза. И ещё кисти рук, которыми он крепко сжимал весла. Ровное дыхание, четкие движения, и полное безмолвие.

Постепенно стал появляться туман, он медленно опускался на воду, скрывая все вокруг, даже фигура лодочника теперь смутно проступала сквозь туман. Естественно тоже серый. Накрыл он и мою серую душу. Да, именно душу, потому что тело осталось, осталось там, на том берегу, от которого мы отбыли. Внезапно вспомнились последние минуты. Дома, на большой удобной кровати, в окружении детей, внуков и даже правнука. Они стояли и смотрели, как загибался гордый старик, хваставший всем, что доживет до ста лет. А кто-то не хотел, не желал так долго ждать богатства. Нет, ну зачем самому работать мучится, пытаться чего-то добиться. Зачем? Если между тобой и миллиардами стоит всего лишь взбаламошенный старик. Гордый, упрямый, заставлявший детей работать, а не проматывать состояние, которое он заработал за свою жизнь. И кто-то решил поступить по иному. Немного яда в вечерний кофе вздорному старику и скорбное лицо у кровати. Обидно.

Я посмотрел в душу. Сам в себя. Или себе. Там, разложенная «по полочкам», отражалась вся моя жизнь. Все слова, поступки, действия, даже взгляды и улыбки, адресованные тем или иным людям. Все с возрастающим интересом я стал разглядывать себя, свою жизнь, стараясь понять, а таким ли я на самом деле был хорошим, как мне казалось в последние годы.

Вот я пинаю пацана, который пытается подняться с земли, и каждый мой удар отбрасывает его обратно на землю, а ведь причина драки - случайный толчок в плечо. Вот олимпиада по пятиборью, от первого места меня отделяет лишь один шаг и один человек. Мой соперник. Сильный соперник, я знаю, что с ним мне не справиться. Вот я шепчусь с мрачным типом в темном углу, и моего соперника дисквалифицируют, у него в вещах находят стимуляторы. Вот я студент, выпускник экономфака, на меня смотрят два восторженных глаза, и слышится шепот – «мы с тобой два года вместе, я тебя так люблю, давай поженимся», и свои слова – «зачем?» и легкое пожатие плеч, и плач за спиной. А вот мой конкурент, которого я разорил, потому что он не хотел входить в мой холдинг. Он стоит и смотрит на меня. Даже и не знаю чего больше в этом взгляде – злобы, ненависти, быть может обиды ,или уже обреченной безыcходности. А я стою и с улыбкой машу ему рукой. Вот ещё тот старик. А вот ещё, и ещё, здесь было все, и сбитая мною нищенка, и обруганная беременная женщина. Абсолютно все.

Я смотрел и понимал, точнее не понимал, как я мог быть таким, как мог совершить все это. И что ничего хорошего в дальнейшем я не достоин. Перевалившись через борт, я в последний раз «вздохнул», надеясь что «утону» быстро, а из этой реки не всплывают, это я знал наверняка…

Серая капля скользнула по веслу, упала в воду, оставив вокруг себя медленно расползающиеся круги. Стряхнула с меня оцепенение. Я отпрянул от борта. Но в жизни я ведь и хорошее совершал? Вот помогаю решить однокласснику сложную задачу, перевожу слепого через дорогу. Вот выхватываю собаку из под грузовика, а потом долго залечиваю её перебитую лапу. Вот мой фонд помощи имени меня, помогает детям-инвалидам, и перечислят деньги пострадавшим от землетрясения. Вот помогает провести несколько сложных и дорогостоящих операций. А вот ещё. И ещё.

Я не хороший, но и не плохой. Я такой как все, не ангел, но и не демон. Не светлый, но и душа моя не черна. Я серый, как большинство людей.

Я ещё раз внимательно посмотрел в воду, в которую хотел броситься. И увидел души, души тех, кто не выдержал, кто не смог переплыть эту реку. Они плыли там под водой, пытаясь выбраться сюда, к нам наверх. Но им этого не удается. Лишь на поверхности колебались слабые волны от их тщетных попыток. Им не выбраться оттуда никогда. Река их не отпустит. Они слабы. Они не смогли прожить свою жизнь. Так как прожили её другие. Нет не достойно, достойных среди нас мало. Не смогли даже как все. Это я понял. Это я знал…

И ещё я понял, что там, на том берегу, меня ждет. Нет не Рай, и не Ад, просто новая жизнь. Я переплыву эту реку, в этом я был теперь уверен. Я начну свою жизнь заново. Я попробую прожить её так, что бы в следующий раз не пытаться бросится в реку. Я постараюсь.

Ещё я понял, с легкой ноткой грусти, что уже не в первый раз я переправляюсь. Это было уже десятки, сотни раз. И каждый раз меня посещали те же мысли. Быть достойным. Стать им. Хотя бы попытаться…

Не знаю, что меня там ждет. На том Берегу. Кем я стану, плохим или хорошим, добрым или злым, быть может пророком, быть может изгоем. Но я знаю там будет новая жизнь. Моя жизнь…

[Madam Tani]

Сергей Твердохлебов (С)

На тот Берег.

... Быть достойным. Стать им. Хотя бы попытаться…

Не знаю, что меня там ждет. На том Берегу. Кем я стану, плохим или хорошим, добрым или злым, быть может пророком, быть может изгоем. Но я знаю там будет новая жизнь. Моя жизнь…

Пожалуй, неплохая вещь и для Вашей темы о смысле жизни, Владимир К.